Выпускница башкирского колледжа выиграла конкурс «Журналист из будущего»

В один из обычных будничных дней, в разгар подготовки к очередному докладу, я получил весьма странный звонок. Звонили «сверху» — мужчина в трубке сосредоточенным голосом говорил отрывисто, и мне показалось, что ему совсем не хотелось со мной разговаривать: «Петр Евгеньевич? Я от Николая Львовича». Пауза. У меня противно заныло под ложечкой от ощущения не то страха, не то робости и неуверенности в себе. От таких людей мне никогда не звонили, и, хоть я и считался очень перспективным ученым, после представления мужчины в трубке, я, несмотря на две своих докторских, почувствовал себя нашкодившим ребёнком. «А что случилось?» — едва нашел я в себе силы ответить. «Это не телефонный разговор. Дело государственной важности. Приезжайте сегодня к 17.00 в НИИ. Оттуда Вас доставят. Прошу, не опаздывайте. И еще, об этом звонке никому не говорите». В трубке раздались короткие частые гудки, ритм которых совпадал со стуком моего сердца. Ноги стали ватными. Государственной важности... Я не знал, что и думать. Весь день мой теперь был перевернут с ног на голову, я беспрестанно нервничал, проверял свой телефон на пропущенные звонки, все ожидая, что загадочный голос перезвонит и скажет, что это был розыгрыш. На плановом докладе я забыл слова и долго не мог собраться с мыслями. Закончив наспех доклад, который готовил почти два месяца, я не стал дожидаться обсуждения коллег, сославшись на семейные проблемы, и, вызвав такси, поспешил в НИИ.

Было еще только 16.18, но я уже сидел в кафе рядом с Научным центром, потирая потные ладони и постоянно поглядывая на часы. Без десяти минут я вышел из кафе, прошел к НИИ и с трепетом вошел в холл. Там было пусто, кроме вахтера никого не было, и я прогуливался среди каменных стен, разглядывая то репродукции, висевшие на стенах, то план эвакуации. В 17.05, не дождавшись никого, я подумал: «Ну, точно, розыгрыш», и уже собрался уходить, как вдруг послышались легкие торопливые шаги. Обернувшись, я увидел высокого худощавого мужчину лет 35-40, темноволосого, с легкой проседью на висках.

— Петр Евгеньевич? — сказал он, почти не замедляя шаг, — пойдемте за мной.

Я зачем-то с важным видом кивнул уже почти у него за спиной и проследовал за ним. Выйдя из НИИ, он открыл передо мной дверцу черной тонированной иномарки, и, не дожидаясь, когда я усядусь на заднее сиденье, сел за руль.\

— Это Вы мне сегодня звонили? — спросил я, почему-то сам удивившись своему вопросу.

— Нет, не я. Мне велено только Вас доставить.

— Куда?

— Не могу сказать. Не беспокойтесь, потом Вас привезут обратно.

Я молчал, стало спокойно на душе, привезут обратно — эта фраза была для меня успокоительным.

Дорога была долгой, на улице начинало темнеть, и, наконец, я разглядел в сгущающихся сумерках, что мы подъезжаем к широкой въездной аллее перед небольшим четырёхэтажным зданием. Пока, выйдя из машины, я с удовольствием разминал ноги, почти неслышно сзади подошел крупный мужчина.

— Петр Евгеньевич? — я вздрогнул и резко повернулся. — Здравствуйте. Меня зовут Андрей Анатольевич, я Вам звонил сегодня днем. Простите за секретность и срочность, пойдемте внутрь, я Вас подготовлю.

— К чему? — насторожился я.

— К информации, мой друг, к шокирующей информации. Он едва улыбнулся. «А он совсем не такой, каким я его представлял», — мелькнуло в голове.

Мы прошли через небольшую парадную в просторный кабинет под лестницей, кабинет оказался весьма уютным, с мебелью из темного дерева и зеленой обивкой, похожей цветом на сукно, каким обтягивают бильярдные столы.

Андрей Анатольевич сел за письменный стол, жестом предложив мне сесть напротив, и, тяжело вздохнув, поведал мне ту самую, без преувеличения, шокирующую информацию. Суть ее заключалась в том, что почти два года назад, в 2014 году, группа российских исследователей по психосоматике и психогенетике совершила прорыв в науке, выведя тип человека будущего конкретной профессии. Журналиста будущего. Как им это удалось, Андрей Анатольевич не раскрывал. И вот, собрав группу человек, журналистов будущего, уже без сомнения, вид постчеловека, они продолжали с ними работу несколько месяцев, пока она не зашла в тупик. И тут, сами подопытные предложили решение проблемы — ознакомившись с некоторыми положениями из моей незащищенной первой докторской диссертации (когда-то, будучи ещё молодым и охваченным энтузиазмом, я написал диссертацию, но её не приняли, так как сочли научной фантастикой), они предложили пригласить меня в команду по работе с ними, и заодно задать мне несколько вопросов. Вначале их предложение долго оставалось без внимания, но вскоре стало ясно, что работа не продвигается никуда, и вот, в результате я сидел с изумленным лицом перед руководителем самого революционного научного проекта, не в силах поверить, что я смогу увидеть вид человека следующего поколения и даже работать с ним.

Спустя 15 минут мы вышли из кабинета, прошли через ту же парадную, и, поднявшись по лестнице на второй этаж, оказались в коридоре, вдоль которого тянулись кабинеты. Андрей Анатольевич подвел меня к одному из них, открыл и потом сразу же закрыл дверь, как будто передумал меня туда впускать.

— Не пытайтесь ничего от них скрыть, — сказал он, — не получится. — И, заметив, как я напрягся, успокоил, — да не съедят они вас.

Я робко вошел, ожидая увидеть научную лабораторию со всевозможными клетками, проводами, осциллографами, но вместо этого оказался в просторной светлой комнате с большим окном и несколькими письменными столами. В комнате находились семь человек, как я понял, это были Они, возраст их не превышал 25 лет на вид, были и девушки, и парни, один из парней молча указал мне на стул, и тут я услышал: «Садитесь, прошу Вас». Я оглянулся, чтоб посмотреть, кто мне это сказал, но никого позади меня не было. Журналисты, как я их решил называть, молчали, и улыбались.

— Что за шутки? — спросил я.

— Все в порядке, просто мы так общаемся, — зазвучал тот же голос. Он, несомненно, был в моей голове, но уши его не слышали, это не было звуком, это была мысль, чужая мысль в моей голове.

— Телепатия, что ли? — нахмурился я.

— Именно, — улыбнулся тот же парень, не произнося ни слова.

— Ладно, попробуем, — решил я и уселся на предложенный стул. Журналисты собрались вокруг меня как бы полукругом.

— Прямо как пираньи окружили, — подумал я, еще не фильтруя своих мыслей, но потом, осознав, что они это слышат, покраснел. — Извините.

— Все в порядке. Главное — это истина, — послышался женский голос.

Я внимательно оглядел собравшихся вокруг меня — поразительными были их глаза, у всех они были очень светлыми, почти бесцветными, и взгляд, казалось, впивался в тебя, вот почему у меня возникла аналогия с пираньями.

Журналисты задавали мне вопросы по моей докторской, вели беседу, сами подводя меня к какому-то итогу, но я пока не видел, как можно им помочь в работе. Меня мучила только одна мысль: «Они так холодны, безэмоциональны, задавая некоторые вопросы — жестоки. Неужели это люди будущего? Неужели в будущем чужды будут людям радость, смех, слезы и прочие эмоции? Будучи настолько прозорливыми и рациональными, не утратит ли человечество свою человечность?» В очередной раз, невольно спрашивая себя об этом, я услышал ответ: «Нет, это лишь следующая ступень в эволюции, когда средства массовой информации, завладев технологией телепатии, начнут делать беспристрастных журналистов, но потом, научившись слышать только истину, суть человеческой мысли, люди научатся находить в этом радость и счастье, и будет новый этап в эволюции». Я посмотрел на девушку, которая, как мне показалось, донесла до меня эту мысль, и мне стало легко на душе. Я был спокоен за будущее, где будут править правда и справедливость, а журналисты будут разносить их, как лучи просвещения, по всему миру.

Спустя несколько дней после нашей встречи с журналистами, дома я неожиданно осознал, какую пользу могу принести этому проекту, просто удивительно, что я сам сразу не додумался до этого. Созвонившись с Андреем Анатольевичем и изложив при встрече ему мою идею, я продолжил работать с ребятами. Сейчас работа успешно продвигается. Я уже хорошо научился использовать телепатию и общаться с ними, и я ни на минуту не позволяю себе забыть, как старая докторская помогла в новейших разработках, и учу журналистов, что с развитием новых технологий, получением новых возможностей, стоит помнить о прошлом и использовать его во благо будущего.