Доброволец из Уфы чудом выжил во время обстрела в зоне СВО

Доброволец из Уфы с позывным «Добрый», член Башкирского отделения Союза добровольцев Донбасса, рассказал, как вместе с чеченским спецназом освобождал населенные пункты в ЛНР.

Решение отправится в зону СВО он принял быстро, хотел помочь российским солдатам. Весной попытался оформить контракт через военкомат, но показалось, что документы оформляются долго. Узнал, что ребят набирает чеченский СОБР, и отправился в Грозный. В поезде познакомился с ребятами, которые хотели также отправиться на спецоперацию. В столице Чечни их огорчили: набор закончился и штаб закрылся. Однако не все шансы были потеряны. И добровольцы отправились в российский университет спецназа, расположенный в Гудермесе. Прошли небольшой курс ведения боевых действий, заключили контракт с Минобороны России на три месяца.

Подразделение «Ахмат» сформировали из ребят, приехавших со всей России. Некоторые даже не служили в армии.

– Одели нас хорошо, снабдили всем необходимым. Спасибо Рамзану Ахматовичу Кадырову. В зону ведения СВО мы отправились с подразделением чеченского спецназа «Ахмат». У нас было в части два бойца с позывным «Добрый»: я и командир роты. Ребята постоянно над этим смеялись. Командир родом из Белгорода. До сих пор общаемся со всеми ребятами: и в телеграм-канале, и в ватсапе, созваниваемся и узнаем, что и как. Командир после окончания контракта поддерживает военнослужащих в зоне СВО, возит гуманитарную помощь из Белгорода.

У нас в части было 100 человек, и «Добрый» всегда смеялся: «Моя святая сотня». В подразделении были хорошие ребята. Есть такое выражение: «Дают заднюю». Наши ребята никогда не давали. Всегда старались помочь, подсказать. Тем, кто впервые участвует в военных действиях, объясняли, как действовать, в некоторых случаях придерживали.

– Почему пошли в «Ахмат»?

– Про «Барс» не знал. В основном, слышат об «Ахмате», ЧВК «Вагнер» и наборе от военкомата. С военкоматом вопрос решался долго, хотелось быстрей уехать. О ЧВК слышал, что туда специалистов набирали. Я 20 лет назад отслужил в армии, забыл, как обращаться с автоматом, как его разобрать, чтобы почистить. Но ребята сказали: «Руки вспомнят». И, действительно, навык сохранился.

Доброволец с позывным «Добрый» рассказал, что их подразделение вышло на боевую позицию 26 мая и продвигалось к Лисичанску, освобождая по пути Камышеваху, Врубовку, Золотой, Екатериновку, шахту Карбонит и другие населенные пункты. Постоянно вступало в перестрелки с неонацистскими организациями «Кракен», «Айдар».

— В населенных пунктах лишний раз на улицу не выйдешь. Если идешь, то стараешься быть поближе к деревьям, чтобы не заметили, в том числе, чтобы не засек квадрокоптер. Идешь и прислушиваешься. Беспилотники прилетали часто. Вернувшись домой, первое время, как только выходил из дома, смотрел в небо, — продолжил рассказ боец «Ахмата». — Тяжелым было испытание на выносливость, бег с оружием. Помню совершил 12-километровый марш-бросок с гранатометом, автоматом, подсумком с боеприпасами, рюкзаком, был вообще никакой, чуть ли не падал. С каждым метром тяжелее было идти. Тем более, когда нещадно палит солнце (за все время, пока я там был, дождей ни разу не было). Ребята потом смеялись, вспоминая, как я рванул в укрытие с грузом, когда начался обстрел. И это после многокилометрового марш-броска.

– Опаснее было при взятии населенных пунктов или когда начинались артобстрелы?

– В зоне СВО всё опасно — куда ни идёшь, везде опасность подстерегает. Летом мучила жажда. Постоянно пить хотелось. К колодцам не подойдешь: многие были заминированы. Где-то была вода отравлена. В Лисичанске мирные жители за несколько километров ходили на родник, нас пропускали без очереди.

Вообще, опасно всегда было. Приехал летом, везде были мины-ловушки – «лепестки». Они зеленые, маленькие. Когда идешь вечером уставший, замученный, их можно не заметить. Мины очень сильно калечат. Если человек на нее наступает, ему может ступню оторвать, независимо, какая обувь на ногах. Хотя говорят, что сейчас выпускают берцы, которые защищают от этой мины. «Лепестки» скидывали везде: и на траву, и на дорогу.

Когда кто-то видел мину, сразу всех предупреждал, делались осмотрительнее. Брали три палки, сцепляли их, наматывали белую или цветную тряпочку, чтобы ее заметили и обошли.

Растяжки не трогали, обходили, после нас шла саперная группа, она разминировала территорию.

Был случай, когда ребята шли по тропинке, а рядом пробежала собака, напоролась на растяжку, погибла, осколки от взрыва ранили бойцов. Повезло, остались живы.

Когда вернулся на «гражданку», первое время боялся травы.

На зачистках в подвалы заходили. Фонариком осматривали темные места. Очень страшно. Не дай Бог, кто-то ждет тебя.

– Натыкались на кого-нибудь?

– На гражданских. Они прятались от минометного обстрела. Даже собаки прятались в подвалах.

– Мне рассказывали, что там отличные погреба. Это так?

– У них очень хорошие погреба. В них кто-то пользуется свечкой, кто-то – керосинкой. Мы сами тоже там сидели. А куда спрячешься? Самое нормальное укрытие – погреб. Три дня в деревне Врубовка не могли покинуть свое убежище. У них, в основном, погреба на улице. Когда по частному сектору идешь, видишь — стоит домик, а во дворе находится погреб.

Один раз был случай на зачистке. С товарищем прошли по двору — никого нет. В погреб заглянули – тоже пусто. Очень жарко было. Товарищ говорит: «Давай зайдем в гараж, в тень, закурим». Только зашли в кирпичный гараж, прикурили сигареты, присели на корточки. И в этот момент там, где мы ходили во дворе, снаряд взорвался. Нас, видимо, с квадрокоптера увидели. Вовремя мы покинули двор. В другом случае сидели с приятелем, разговаривали, ждали прорыва спереди, и тут сзади нас упала плашмя мина 80-го калибра. И не взорвалась. Мы тогда подумали, что, наверное, за нас молятся дома.

У неприятеля очень хорошие квадрокоптеры, они передают точные координаты, и сразу по ним бьет артиллерия.

– Как мирные жители реагировали на ваше появление?

– Когда зашли в Лисичанск, мирные жители были испуганные. Мужики-то выходили, а женщины побаивались. Я говорю: «А что случилось? Почему вы нас боитесь, мы же вас не трогаем?». Местные жители ответили: «Нас пугали вами. Какие только ужасы не рассказывали о вас украинцы». Люди были запуганные, голодные. Мы по возможности старались их накормить, свои пайки давали. Как могли, так и помогали. Потом жители нам сказали: «Вы пришли, наши дети стали по улицам на велосипедах кататься».

В Лисичанске было много разбомбленных домов, в основном, разрушены торговые центры.

В Луганске дети руками нас приветствовали, взрослые крестили в спину. Кричали: «Спасибо! Возвращайтесь обратно». Это нас так тронуло. Ожидали, что к нам агрессивно будут относиться, оказалось, наоборот.

– В таких местах, наверное, чувствуется, что где-то рядом Бог?

– Некоторые люди говорят, что в спецоперации участвуют люди неверующие. Все ребята: и мусульмане, и православные верят в Бога.

– Вы тоже верите?

– Конечно. Всегда верил, что есть Всевышний, что есть силы, которые нас оберегают. Когда ушел на СВО, был случай, когда это в очередной раз подтвердилось. Тогда мы приехали во Врубовку. Нам нужно было расположиться в двухэтажном двухподъездном доме. Жильцов в нем не было, решено было в нем сделать штаб. У меня что-то с обувью случилось — жмет, давит. Ребята стали ходить, осматриваться. Я отошел от дома, неподалеку от него лежало четыре бруса. Я сел на один из них, расстегнул ботинок. Снял его. Оказывается, стелька собралась в районе носка. Вытащил. Хотел выпрямить. Подумал: «Зачем она нужна?» Выкинул ее. И когда нагнулся, чтобы обувь надеть, у меня за спиной раздался взрыв. В итоге обувь быстро натянул и побежал быстро в сторону дома. Пока бежал, рядом был второй «прилет», я получил контузию. Когда я вбежал в дом к ребятам, они сказали: «Мы думали, что ты «двухсотый». Взрыв был прямо за твоей спиной». В это время по нам били кумулятивными снарядами из «Рапиры» (противотанковой пушки) и из танка. У «Рапиры» прилет снаряда после выстрела примерно через секунду. Слышишь звук, хлопок и сразу же снаряд падает.

До сих пор свист в ушах от взрыва, голова время от времени болит. Когда через несколько дней меня отвезли в госпиталь, медработники сказали, что мелкое осколочное ранение и контузия не считаются ранением, и отправили меня служить дальше.

Много было случаев, которые заставляют задуматься о Боге.

– В церковь ходите?

– На службах периодически бываю. Пост держу, исповедуюсь, причащаюсь, как нормальный человек. В храм сходишь, легче на душе становится. Всегда нравилось, облегчение чувствуешь.

– Какие качества из прежней, мирной жизни пригодилось в зоне СВО?

– Внимательность, оперативность. Не нужно лениться, нужно постоянно быть на страже. Ночи там не такие, как у нас, темные. Когда стояли на посту, просто прислушивались. Противник ходил с тепловизорами, он все видел и был, как дома. У нас таких приборов не было, и мы ничего не могли разглядеть в темноте. Ориентировались на звук. Местами заборы раскидывали, стекла разбивали, чтобы слышно было. Если на тропинке что-то хрустнуло, значит кто-то приближается. Старались костер не разжигать, а если разводили, старались спрятать дым. Кто в гаражах готовил кушать, перекрывал его выход и создавал видимость, что просто дым идет. Костры разводили редко, когда газ кончится, а так, в основном, пользовались газовыми горелками.

– После взятия позиции враг контратаковал?

– Перед тем, как расположиться на отдых в частном доме, окна старались закладывать кирпичами, камнями, оставляли маленькую бойницу, чтобы не видно было. В первую очередь окна закрывали. Был случай, когда мы выгнали нацистов из деревни Камышеваха и заняли позицию. Они ночью начали ходить. Пытались зайти во двор и забрать оружие и боеприпасы из оставленных схронов. Часовые подали сигнал тревоги, и мы не дали неприятелю забрать брошенное оружие, отбили атаку.

– Когда смотришь видео, особенно те, которые появились в начале спецоперации, складывается впечатление, что в «Ахмате» только чеченцы служат и бесстрашно вступают в бой.

– У нас добровольцы были со всей России, в том числе, с Дальнего Востока. А чеченцы ребята-молодцы, на самом деле бесстрашно идут в бой. Всегда готовы подсказать, помочь. У меня на гранатомете ремня не было. Чеченцы подбежали, один из них тут же ремень принес. Другой объяснил, как пользоваться РПГ, я раньше из «Туре» (ручной противотанковый гранатомет) стрелял.

На чеченцев положиться можно, всегда придут на выручку.

– Вы говорили, что вас ребята поддерживали, кое-что подсказывали, а вам самому удавалось приходить на помощь боевым товарищам?

– У нас был случай, он произошел в населенном пункте Золотое ЛНР, когда пришлось парнишку отбивать у неприятеля, он отстреливался.

Мы были возле дома, спереди была небольшая полянка, за ней — железная дорога, около которой прошел наш боец: определили по повязкам (у нас были белые и красные на обеих ногах и на руке; у противника – желтого и синего цвета). Потом услышали стрекот автомата, взяли оружие и с товарищем побежали в сторону выстрелов. Оказалось, наш боец (мальчишка из Сочи с позывным «Доктор») ошибочно пошел в другую сторону. Его ребята повернули направо, в сторону шахты Карбонит, а он ушел налево. В результате набрел на вражескую позицию, по нему начали поливать огнем из пулемета. Вытащили его, там же и познакомились. Когда на следующий день освободили шахту, в спокойной обстановке с ним поговорили, обменялись номерами телефонов.

– В соцсетях часто узнаешь, что парень погиб, предположим, в ноябре, а привозят на родину в январе или в феврале. У вас погибших сразу удавалось забрать с поля боя?

– Мы никогда не оставляли погибших и раненных, старались сразу забирать. В плен никто из моих боевых товарищей не попал, потому что держались вместе, в зоне видимости. По одному никуда не ходили.

– Какая у вас мирная специальность?

– Окончил училище по специальности «Слесарь механосборочных работ» по нестандартному оборудованию. Поработал некоторое время, но быстро понял, что это не моё. Работаю в охране.

– А ваше что?

– Хотелось заниматься собаками, работать кинологом, но уже поздно — 40 лет. Поздно я понял это. Надо было изначально учиться. Я проморгал это время.

– Не смогли сами реализовать свою мечту, помогите это сделать детям.

– Я постоянно к ним присматриваюсь, стараюсь понять — к чему тянутся, чего хотят, что им больше нравится. Не хочется им что-то навязывать. Один ребенок ходит в школу, другой — в детсад. Самое главное — поддерживать детишек. Моя мама очень помогает, особенно, когда уезжал в боевую командировку, дети ее сильно любят. По возможности старался постоянно звонить домой, на связь выходить, чтобы не теряли меня.

– Как отпустили вас на спецоперацию?

– Дома не знали, что я туда поехал. Я сказал, что уехал на заработки на север. Никто не знал. Раньше я работал водителем, вахтовиков возил, часто был в разъездах, поэтому поверили. Родным сообщил, когда уже был в ЛНР. Не выдержал, сообщил. Подумал - вдруг что-то случится. Дома очень переживали, молились. Если сейчас сказать, что уезжаю куда-то, то не отпустят.

– Второй раз отправляться в зону СВО, и мысль, наверное, не возникла?

– Сейчас надо детишек растить. Всё, хватит, я, наверное, свой воинский долг выполнил, помог. Теперь я не буду самоедством заниматься. Если только призовут, а сам не поеду. Думал, что по мобилизации вызовут, не вызвали. У нас был случай. Парнишка вместе со мной был в ЛНР, родом с Дальнего Востока. Домой приехал из зоны СВО позже, пока навестил родных, друзей и только вернулся, как пришли с повесткой. Обратно уехал. Периодически выходит на связь. Мы все друг за друга переживаем. Многие ребята добровольцами повторно отправились в зону СВО, в том числе в составе «Ахмата», ЧВК, «Барса». Из нашего подразделения второй раз на спецоперацию через ЧВК отправились трое. Вернулись живыми, правда, с ранениями.

Испытываю большую гордость за своих сослуживцев. Сам горжусь, что тоже помог, внес свою лепту.

– Как адаптировались к мирной жизни?

– У меня семья, дети. Я в семью с головой ушел. Родные мне помогли, постоянно поддерживали. Мама – молодец, супруга – молодец, братишка, товарищ… Всем отвлекали, лишь бы не думал, не вспоминал об СВО.

– Сейчас большое внимание уделяется вопросу поддержки участников СВО, специально создаются фонды, отстаивающие интересы добровольцев и мобилизованных. У вас решен вопрос с выплатами?

– Оклад за три месяца получил. Жду от Минобороны России боевые и суточные. И не только я, все наши ребята пока не могут получить. Естественно, мы не за деньгами туда шли, но хотелось бы, чтобы те выплаты, которые положены по законодательству, нам выдали.

В настоящее время сдал документы на получение удостоверения ветерана боевых действий. Правда, все долго делается. Пока жду.