Доброволец из Уфы рассказал, как чудом избежал расстрела во время спецоперации

В жизни добровольца из Уфы с позывным «Лесник» были боевые операции в Афганистане, Чечне и на Донбассе.

В военных конфликтах он получил четыре ранения, в том числе два тяжелых.

Во время выполнения интернационального долга был удостоен нескольких наград, в том числе ордена Красной звезды и медали «За боевые заслуги». Одна из них была за то, что он вынес раненного прапорщика из боя.

После возвращения из Афганистана окончил лесохозяйственный факультет аграрного института и продолжает трудиться в лесном хозяйстве.

Будучи ветераном боевых действий с начала спецоперации, он, не раздумывая, отправился в зону СВО.

Недавно вступил в Башкирское республиканское отделение Союза добровольцев Донбасса и хотел бы вернуться на передовую и помочь ребятам, но врачи не пускают, медкомиссию после четырёх ранений «Лесник» не прошёл. К тому же, в добровольческие батальоны набирают людей в возрасте до 50 лет. Но многие его товарищи после лечения в госпитале снова вернулись в строй.

— Я считаю, что здоровые должны идти воевать, а не скрываться в зарубежных странах. У нас Родина одна. Фашист пришел, уже танки с крестами пошли, а мы на печи будем сидеть. Что за дела? Я считаю, что пока руки-ноги целы, нужно идти защищать Отчизну. При этом надо грамотно применять свои умения. Если ты не умеешь стрелять, но хорошо готовишь кушать, то можешь поваром идти. Если умеешь чинить тракторы и машины, то отправляйся ремонтировать танки, БТР и БМП, — сказал в беседе с корреспондентом «Электрогазеты» «Лесник».

Яркий пример для воина-интернационалиста — его дедушка, который был боевым офицером, участвовал в Великой Отечественной войне и в войне с Японией и имеет медали за «Оборону Сталинграда», «Освобождение Кенигсберга», «За Победу над Германией», «За Победу над Японией», «За боевые заслуги», орден Красной звезды.

В 1941 году деда призвали в армию из Туймазов, он прошел боевой путь вместе со ставшей ему родной 221-й Краснознаменной ордена Суворова Мариупольско-Хинганской стрелковой дивизией.

— Мы с его портретом ежегодно участвуем в параде Бессмертного полка. Как мне не идти воевать? — обратился ко мне с риторическим вопросом боец с позывным «Лесник» и рассказал, что именно дедушка с пяти лет научил его метко стрелять и ориентироваться на местности.

В шесть лет мальчик подстрелил глухаря.

— А с волками и медведями приходилось встречаться?

— Встречался. Один раз я на лошади вез дрова по полю, за мной 12 волков увязались, догнали меня. Пять волков отстрелял, и патроны закончились. Я выскочил на лесовозную дорогу, там уже мужики отогнали волков. Ещё приходилось на дереве от медведя прятаться.

— Без ружья были?

— Какая разница? Что с оружием, что без оружия, без лицензии все равно нельзя стрелять в медведя. Хотя оружие дисциплинирует, и не так страшно.

«Лесник» признался, что не любит рассказывать про Афганистан, и дома с родными и близкими не делился воспоминаниями. Там он служил в роте обеспечения оружейным мастером. В январе 1989 году его контузило, и он полгода пролежал в госпиталях.

— После контузии никого полгода не помнил. Мы ехали на БТР за запчастями. Срезали дорогу и налетели на итальянский фугас. Взрывной волной меня спиной и головой приложило к отвесной скале. Товарищи подобрали.

— Какой опыт больше всего пригодился: опыт боевых действий в Афганистане, Чечне или работы лесником?

— Наверное, опыт метко стрелять. Я же охотник: с 2000 года владею нарезным оружием — автоматом и снайперской винтовкой. До этого у меня было гладкоствольное охотничье ружье. Многие люди идут добровольцами в зону СВО, и даже не представляют, куда они попадают. Они не помнят, как управляться с автоматом Калашникова. Ребята видели его только в армии: 20-30 лет назад. Некоторые просили меня: «Помоги, подскажи». Я каждый день в лесу с оружием, там без него не обойтись: волки, медведи. Автомат с закрытыми глазами разберу и соберу. Не все знают, в том числе командиры, что оружие надо чистить два раза: первый раз после боя, второй раз — через 12 часов. Зачем? Чтобы удалить продукты реакции канала ствола. Ствол впитывает в себя продукты сгорания пороха. Если два раза чистить автомат, тогда он никогда не откажет, всегда будет стрелять. Меня натаскивал на это дело сейчас уже покойный прапорщик Агеев.

— А где было страшнее: в Афганистане, в Чечне или в зоне ведения спецоперации?

— В зоне СВО. На Донбассе просто кошмар. Что в Афганистане, что в Чечне, не было беспилотников. Из-за того, что артиллерия и беспилотники бьют точно, становится страшно. Реально, просто страшно.

До сих пор снится последний бой. Просыпаюсь в холодном поту.

— Что помогло выжить в таких тяжелых условиях?

— Вера в Родину, вера в нашего президента.

На Донбасс ветеран боевых действий отправился добровольцем в апреле 2022 года, участвовал в нескольких боях, в одном из них снова контузило. Граната взорвалась в окопе. Это произошло в населенном пункте Золотое под городом Кировском ЛНР 29 апреля, когда он с товарищами пошел в атаку.

— Бой был долгий. Мы заняли окоп и стали его зачищать. У меня заклинил автомат. В газовую камеру автомата осколок попал, потом меня контузило. Сознание потерял, очнулся в плену. Трое товарищей погибли, семеро попали в плен.

Говорят, что нас увезли за Днепр, скорее всего, в Днепропетровск. Через неделю нас вернули: в мае состоялся обмен военнопленными. Потом было много госпиталей, вплоть до сентября: в Каховке, Феодосии, Краснодаре и в Уфе. У меня были: перелом позвоночника, четырех ребер и глубокая контузия с потерей памяти. До сих пор я одноклассников не узнаю.

— Всех ребят из плена обменяли?

— Пятерых. Одного из тюрьмы бойцы ВСУ сразу поместили в лазарет, у него было прострелено предплечье и нога. Второму порвали печень, когда избивали. Они остались в лазарете в плену. Мне позвоночник сломали (я и сейчас тяжести не могу поднимать). Тогда наша ракета «Искандер» прилетела и уничтожила вражеский мост. ВСУшники как с цепи сорвались, стали нас бить и кричали: «Вы — русские, это ваш «Искандер». А я еще взял и ляпнул: «Все равно сожжем из «Буратино» (в Афганистане была такая тяжелая огневая система, сейчас она называется «Солнцепек»)». После этого мне сломали позвоночник. У меня нога отказала, и меня хотели застрелить. Ребята помогли подняться.

После возвращения домой инвалидность не получилось оформить. Сказали, что ее присваивают, если руку или ногу оторвало.

— В плену пытали?

— У меня контузия была, поэтому не все помнил. Украинцы начинали бить и говорили: «Сейчас все вспомнишь!» Несколько раз выводили на расстрел. Из пулемета стреляли поверху, над головой.

Я там был самый пожилой. Хотели, чтобы меня расстрелял свой, молодому военнопленному дали пистолет, направили оружие в мой затылок и говорили: «Убей деда». Он заплакал и сказал, что не сможет убить своего. Потом его избили.

Честно говоря, когда домой вернулся, возникло чувство, что меня там убили, как будто половина меня осталось там. Не мог понять, как спасся, как в плену нам ни ногти не вырвали, ни глаза не выкололи. Чудом спаслись.

Большую роль в освобождении из плена сыграли мои родные — дочь и супруга. Как поступили известия от фашистов, им прислали видео с моего допроса и фотографии, они стали обращаться во все инстанции.

— За участие в спецоперации были награды?

— Говорят, что представили, но я не интересовался: не из-за наград участвовал.

Удостоверение ветерана боевых действий еще не дали. У меня был такой документ, когда из армии пришел. В 1991 году при устройстве на работу узнали, что в Афганистане служил, что были контузия, ранения, и послали подальше.   

— На ваш взгляд, как спастись от беспилотников?

— Я думаю, что в окопе надо лисьи норы рыть, как это делали наши деды. В стене окопа надо делать полость, чтобы туда полностью залезать. Прямое попадание очень редко, и даже, если попадет в окоп, осколки полетят по окопу, но в нору не попадут.

— Как вы думаете, что нужно сделать, чтобы спецоперация быстрее завершилась?

— Я считаю, что нужно перерезать пути поставок оружия и техники с Запада. Это самое главное, а потом они сами сдадутся, когда мы размолотим все мосты через Днепр и инфраструктуру. Когда отрежем группировку от снабжения продуктами питания, военным обмундированием, от пополнения личного состава и поставок боеприпасов, техники, и ее ремонта, тогда мы сможем выполнить все задачи спецоперации: отрежем Украину от моря, вернем в состав России Одесскую, Николаевскую, Харьковскую и Сумскую области. Это мое мнение.

— Знакомый рассказывал, что после участия в боевых действиях стал окунаться в прорубь, чтобы укрепить нервную систему. А вы как после Донбасса адаптировались к мирной жизни?

— Я не пью, не курю. Курить бросил в 2011 году, а пить – в 2005 году. Я – кандидат в мастера спорта по гребле на байдарках и каноэ. Сейчас хожу плавать в бассейн. И до Донбасса ходил и на плавание, и на греблю. Вообще, у меня крепкие нервы. Видать, это профессиональное: те, кто работает в лесу, спокойные, никогда не ругаются. Я — лояльный человек, как скажут, так и сделаю. Как говорят, если надо спать в грязи или луже, значит, будем спать так, как приказали. Приказ есть приказ.

— Чтобы посоветовали ребятам, которые отправляются в зону СВО?

— Во-первых, надо слушать командира. Во-вторых, думать головой. В-третьих, рассчитывать только на себя. У нас были ребята, которые в открытую курили и из-за этого погибали. Надо думать и о товарищах. Например, едешь на броне, и снаряд или пуля могут прилететь и убить либо тебя, либо того, кто находится рядом. Из-за несоблюдения безопасности может погибнуть другой человек. И, конечно, не торопиться, не паниковать. Должна быть вера в себя и нужно осознавать, что за тобой стоит твоя Родина. Важно не стать обузой для товарища, чтобы он под огнем тебя не тащил из-за твоей глупости. Приходилось тащить боевых товарищей и в Афганистане, и в Чечне. Один раз 70 километров. В Чечне командиру колено размолотило. Ладно, лето было. Неделю шли, в основном, по ночам.

— С ветеранами боевых действий встречаетесь?

— Тех, кто, действительно, воевал, не так уж много. Многие в штабе или в каптерке  сидели, ходили в наряды, а таких, которые участвовали в боевых операциях, немного. Тяжелее всего пехоте, танкистам и артиллеристам.

Я не хожу на эти мероприятия. Зачем мне это надо? У меня есть воспоминания, остались две-три фотографии, и то их дочка в интернете нашла. И вспоминать, конечно, не хочется.

Каждый год 15 февраля я езжу к памятнику Скорбящей матери. Один бываю. Когда жил в поселке Тирлян Белорецкого района, приходил к памятнику Шурави.

— А в Бога верите?

— Я крестился в уфимском храме Симеона Верхотурского после того, как приехал с Донбасса. Там я поверил в Бога, в тюрьме для военнопленных, когда очнулся от того, что начали бить каской по голове. Тогда я стал думать о Боге и молиться ему, чтобы вернуться домой. Просил ангела-хранителя спасти от смерти. Хожу в церковь и ставлю свечки за упокой ребят по позывным: за «Шляпу», за «Рекса», за «Охотника», за «Монгола». Я считаю, что если бы не Бог, то меня бы не было в живых.

В завершении беседы военнослужащий с позывным «Лесник» сказал, что продолжает общаться с некоторыми ребятами, которые были с ним в плену. Один из них из Ростова-на-Дону, второй — из Ижевска, третий — из Челябинска. Однополчане рассказали, что в некоторых субъектах РФ введены региональные выплаты за ранения, и поинтересовались у него, сколько он получил.

— Где-то выплата составляет один миллион рублей, у кого-то 800 тысяч, у других — 500 тысяч или 300 тысяч. У всех по-разному. Жаль, что у нас, в Башкирии, ее ещё не ввели, — посетовал «Лесник» и признался, что единовременную федеральную выплату по ранению, составляющую, согласно 98-му указу президента России, три миллиона рублей, с трудом получил. В документе была допущена ошибка в его отчестве, после звонков и ходатайств она была устранена, и выплату всё же перечислили.