Мужчин Башкирии во сне мучают кошмары армии

Оказалось, большое количество состоявшихся мужчин Башкирии терзаемо такими же тревожными снами. Мне тоже раз за разом снится, что на пороге появляются военные и снова волокут меня на призывной пункт!

Сквозь сон стукает молоточек, что мне уже 50, я снят с воинского учета, и в волне облегчения я просыпаюсь. Подключившиеся к дискуссии психологи напомнили о неотработанных «гештальтах» мужчин.

Откуда кошмарики? Дело в том, что служба в российской армии 80-х, 90-х годов — это экзамен и квест не хуже «Игры в кальмара» (нашумевший корейский сериал об игре, где проигравших убивают). В ней эго системно ломалось коллективной кастово-тюремной традицией.

В армии могли заморить голодом, свести с ума, покалечить, убить, заставить оплачивать украденное кем-то имущество, вынудить защищать свою жизнь тяжелыми предметами. Отправить в дисбат, а оттуда — досиживать в тюрьму. Или просто дембеля могли травить, унижать и позорить более слабых. ДВА ГОДА.

Некоторые не выдерживали. Сбежавших искали всем полком по лесам и оврагам, а найдя, проводили перед всем полком по «кругу позора». Я видел это все своими глазами. Служил в ПВО в сырой и слякотной Польше, возле одного из секретных объектов, нас ежедневно дрессировали на плацу, кормили гнилой капустой, мы красили траву, варили и перестилали асфальт, мешали бетон, красили, штукатурили и плотничали в положении бесплатной рабсилы. Когда замполит бодро велел написать мне заметку о дружном армейском коллективе в «Красную звезду», я отказался в ожидании санкций. Но мне уже было все равно, ведь служить оставалось месяц. Финал оказался неожиданным.

— Знаешь, студент, меня самого тошнит от этой идеологии, — сказал мне основательно проспиртованный майор. — Я ведь знаю, что по ночам у вас тут побоища, то узбеки шишу свою ставят, то кавказцы...

И сунул мне фляжку с чистым спиртом, чтобы я подготовил отчет о политзанятиях и отметил дембель.

Я «отслужил» сутки и в нынешней армии с одним из туймазинских парней. Почти каждый месяц пишу заметки про вернувшихся из армии ребят. В теплых казармах — полный аутсорсинг, душ с горячей водой, стиральные машинки, кофе-автоматы, холодильники, удобные комнаты отдыха. В столовке дежурить и мыть по три тысячи тарелок, чистить две тонны картошки не надо. Ребяток обстирывают. Служат ровесники, дедовщины и ежедневных побоев нет. Конечно, есть кое-где в частях случаи суицида, но они практически коррелируются с самоубийствами на гражданке. Вечером можно поплакаться по мобильнику мамочке, журналистам, в комитет солдатских матерей или просто в военную прокуратуру. Можно, к примеру, полгода провести в госпитале, ходить по полку в тапочках, ведь болят ножки, а там и домой скоро, ведь служить всего год. Каждый день солдатиков осматривает командир на предмет синяков. В обед — тихий час! МОЖНО СПАТЬ! В столовой меню, как в кафе — из пяти блюд. Одним словом — санаторий. Многие военнослужащие в 80-90-е годы мечтать о таком не могли. Во многих частях перед парнями стояла задача лишь сохранить здоровье, в том числе психическое в жестких условиях. Сколько действительно солдат ежегодно погибало в Советской и пост-советской армии, возвращалось инвалидами, мы никогда не узнаем. Потому что часть таких преступлений квалифицировалась как несчастные случаи.

Сегодня же 70 процентов — контрактники. Знаю с десяток сельских парней, оставшихся служить в войсках по контракту. Они получили там воинские специальности, льготное жилье. Для них армия стала еще одним социальным лифтом из умирающей деревни в нормальную жизнь. О недостатках, разложении в армии СССР они даже не слышали. Армейские кошмары отслужившему поколению Z не снятся. Однако траву перед приездом генералов кое-где по-прежнему красят краскопультами в зеленый цвет. Но я верю, что в головы командованию придет светлая мысль о поливке газона.