Журналист побывал в воображаемой Уфе 2319 года

Сдвинулись слои временного портала, и я проснулся в Уфе 2319 года, через 300 лет. Мне надо было попасть в Конгресс-холл на мероприятие. Но я его не узнал, он и прилегающие к нему улицы были под антирадиационным куполом.

На дне высохшей реки Белой выросли 100-этажные высотки.

Людей практически не было, вокруг летали дроны-охранники, высвечивающие идентификационный QR-код на тучных фигурах в скафандрах, перемещавшихся по какому-то конвейеру. Меня, выпавшего из дремучего прошлого, окружили дроны и парализовали лучами. Я с ужасом увидел, что памятник Салавату Юлаеву стал огромной объемной голограммой, на которой возникали рекламные объявления китайских фирм.

На земле и под куполом появлялись голограммы с рекламой и пропагандой. Они были напичканы китайскими иероглифами с английским и русским переводами. Невидимые лучи, исходящие откуда-то снизу и с торцов зданий, сопровождались голосами о том, как продлить абонементы на воду, жизнь, молодость, а также в каком медцентре принтеры лучше печатают печень. Вокруг сновали роботы-пылесосы, они же — полицейские-сканеры, отслеживающие редких прохожих, задолжавших денежные баллы за пересадку органов.

Меня, перепутав с индусом, подхватила какая-то делегация и потоком занесла в летательный аппарат. Мы поднялись сквозь густой промышленный туман и увидели, что Уфа сплошным ковром голограмм простирается за пределы Шакши. Все пространство застроено промышленными корпусами, а вокруг них двигались роботы-манипуляторы. Под землей были фекальные емкости и из их содержимого что-то производили.

Все члены делегации носили на головах обручи, передающие и принимающие непрерывный поток информации. Во время перерывов-пятиминуток можно было их отключать. Тому, кто это делал не вовремя, начислялись штрафные баллы, и их нужно было гасить виртуально-полезной общественной работой. Внезапно раздался металлический треск, и возникла голограмма о наказании дилера, торговавшего аудиоигровыми наркотиками. Его пожизненно подсоединяли к процессору. В виртуале он обязан был управлять поездами подземного уфимского метро. Вскоре мне, как и остальным членам делегации, манипулятор вставил в рот шланг с промышленным белком. Я выбрал вкус оленины с ежевикой. Но на деле он оказался мерзким йогуртом с гранулами для очищения кишечника.

— А где правительство? — спросил я у сопровождающего, — села где, деревья, трава, табуны коней?

— Правительств после виртуально-промышленной революции нет. Есть диспетчерская, работающая по единой комплаенс-системе. Два диспетчера сидят в Пекине, Лондоне, ещё два — в Москве и Дели, а городах-секторах — лишь операторы.

— Кумыс где? Это же Уфа, пусть и 2319 года!

Сопровождающий напряг обруч, отыскивая значение слова «кумыс», и сказал, что бактериальные аналоги всех древних напитков, блюд, гены животных хранятся во всемирном банке на территории Гренландии под землей, там сейчас самое прохладное место в мире с температурой + 35. Значительная часть материков затонула.

На календаре был январь, а я уже промок от невыносимой духоты и жары. С рубашки стекали струи пота. Это мы стояли на открытом месте возле летательного аппарата, словно возле печки-каменки.

Мне в череп вживили обруч-навигатор, который сообщил о штрафе в 10 баллов на китайском и английском за потерю старого обруча.

— Я умираю, — сказал я сопровождающему группу тучных тел в скафандрах. — А если я умру?

— Ваш уникальный генокод будет сохранен вместе с электромагнитной матрицей мозга, а тело утилизируют. Матрицу можно переносить в любое тело много раз, если она, конечно, представляет хотя бы какой-нибудь интерес для Уфы. Вызвать дрона-утилизатора?

— Нет, отвезите меня в Гренландию.

— Это невозможно. В Гренландии, в подземном городе, живут только диспетчеры с помощниками.

После того, как я побывал в воображаемой Уфе 2319 года, пробуждение было счастливым. Я, как мог скорее, уехал к знакомому фермеру и провел весь день с кумысом на зеленой травке...