Как камень в Уфе так и не стал памятником

Завтра, 11 октября, жители Башкирии отметят День Республики. Сейчас он называется так — просто и понятно, а еще семнадцать лет назад, на рубеже веков, носил деревянное название из восьми слов, считая предлог: «День принятия декларации о государственном суверенитете Республики Башкортостан». Впрочем, и тогда, и теперь это был выходной день, за что он всем и полюбился. Его исторический и идеологический собрат, День Конституции Республики Башкортостан (24 декабря), лишился статуса выходного дня примерно в те же годы — в 2002-м, и потому продолжает плавно уходить в забвение. Впрочем, его и раньше знали хуже.

В преддверии завтрашнего выходного хочется рассказать об одном малоприметном арт-объекте (хотя в те времена, когда он появился, такими выражениями еще не разбрасывались). Это сооружение из разряда «Все, конечно, видели, но вряд ли кто-то обращает внимание». Если завтра этот объект исчезнет, держу пари, прохожие и местные жители далеко не сразу заметят пропажу. Камень как-то примелькался. Да, это камень, установленный на входе в парк Матросова со стороны улицы Заки Валиди. Эта часть парка вообще полна официальных символов в виде каменных глыб. Четыре массивные плиты с орденами БАССР хотя бы чего-то стоят. Тоже, кстати, стоят в сторонке и не бросаются в глаза.

На камне, лишенном каких-либо эстетических изысков, надпись, сначала на башкирском, потом на русском: «В честь принятия 11 октября 1990 года Декларации о государственном суверенитете Республики Башкортостан здесь будет сооружена стела». И всё, никаких других дат. Поскольку обстоятельства появления этого безликого объекта давно стерлись из всеобщей памяти, давайте-ка я буду свидетельствовать — для краеведов грядущего. Этот камень установлен не в 1990-м, как можно подумать. Я присутствовал на его торжественном открытии 11 октября 2000 года — в день десятилетней годовщины упомянутой декларации. Не «из любви к искусству»: как раз в 2000-м я поступил в Башкирский государственный университет, находящийся недалеко. (Поэтому всю ту осень мы нарезали круги по парку на занятиях физкультуры, и этот камень какое-то время ждал своего часа, завернутый в полиэтилен.) Дело было не только в географической близости, но и в особом «идеологическом» статусе БашГУ. Это сегодня все наши вузы примерно равны, а если кто-то и «равнее», то это, конечно, знаменосец-нефтяной. В те годы БашГУ считался кузницей и суверенитета, и национальной политики, и бог знает, чего еще. В общем, неудивительно, что именно его студентов (а уж первокурсников — святое дело) погнали на официальную церемонию закладки памятного камня.

С датой разобрались. Осталось объяснить потомкам, почему обещанная стела на его месте не появилась и, уж конечно, никогда не появится. (Я думаю, что скорее камень когда-нибудь по-тихому уберут.) Но тут надо начинать с того, почему этот знак появился именно в 2000 году — не раньше, не позже. Десятилетний юбилей? Да, но он стал только удобным поводом, и не только для этого.

И о декларации, и о суверенитете продолжали без умолку говорить все 90-е годы (см. мою прошлую колонку о «параде суверенитетов» с прицелом на соседний Урал). Однако именно к 1999-му вся эта риторика не то что усилилась, но как-то ужесточилась, обострилась. Дело было в конфликте тогдашнего руководства Башкирии с Кремлем. Кремль был представлен полуживым Ельциным, «умирающим» в кухонных сплетнях каждую неделю. Наш Белый дом поддержал другую фракцию, но тут как черт из табакерки (простите) выскочил молодой дзюдоист ВВП, и на улице Тукаева поняли, что проиграли.

Вернее, поняли не сразу. Почти весь 2000 год руководство и политическая элита Башкирии изображали партизанский отряд, который хоть в лесах, но продолжит бороться за «федерализм»: это слово в местных СМИ вдруг снова сделалось модным. Я даже побывал на августовской правительственной конференции по федерализму, на которую в зал Госсобрания съехались все депутаты-министры и прочие уважаемые люди из нашей и других республик. На моем месте (т.е. на местах, которые мы занимали в ложе бенуара) должен был сидеть ректорат БашГУ, но поскольку все были в отпусках, в канцелярии не слишком разобрались и погнали на неведомую экстренную конференцию первашей, беливших коридоры общежития. По-моему, конференция была закрыта для прессы. По крайней мере, с высоких трибун лихо бранили Путина, не называя, впрочем, фамилии. Но всё было понятно даже первашам. Новый президент покусился на святое. Еще в новогодней речи он, будучи и.о., высказался на тему, что все регионы будут жить по единым законам в единой стране. Все эти вещи страшно не нравились на улице Тукаева. В Башкирии тогда, случалось, обрубали даже вещание центральных телеканалов, когда ожидалось что-то неприятное для местных бонз, а центральные газеты, если в них появлялись такого плана статьи про Башкортостан, просто не печатали в уфимской типографии — всего и делов-то. Но с речами Путина так шутить, конечно, не рискнули.

Камень явно был из этой серии событий. Наверное, предпочли бы воткнуть сразу стелу в честь суверенитета — да побольше, чтобы уж потомкам точно не выкорчевать, но, думаю, просто не успели. В 2000 году всё происходило спонтанно, расклад сил менялся каждый день.

К концу года все борцы с «путинской уравниловкой» куда-то попрятались, а хозяин Белого дома радушно улыбался старшему по званию.

Да, а что же декларация, суверенитет?.. (Вместо эпилога.)

Как следует из определения Конституционного суда РФ № 250 от 6 декабря 2001 года, Госсобрание Башкирии обратилось в высшую инстанцию с просьбой «дать толкование положений Конституции РФ» про государства в составе Российской Федерации и вот это всё. «Позиция Госсобрания РБ состоит в том, что республика в составе РФ по сравнению с другими субъектами РФ имеет особый статус и в качестве государства обладает суверенитетом». Дальше на четырех страницах Конституционный суд мягко объясняет Госсобранию РБ, что оно ошибается. А чтобы никто больше не ошибался, Конституционный суд определением от 27 июня 2000 года отменил целый ряд положений Конституции Башкортостана, постановлением от 7 июня 2000 года заявил, что в России «не предполагается какого-либо иного государственного суверенитета, помимо суверенитета Российской Федерации», а в определении от 6 декабря 2001 года повторил всё это для пущей надежности.

Полагаю, другого ответа на вопрос, почему на месте камня так и не появился обещанный памятник, не требуется.