На днях во французском Версале (символично, что именно там, кстати) умерла французская писательница Анн Голон (настоящее имя Симона Шанже) — автор знаменитой в России в 90-е годы серии книг об Анжелике. Помните — «Анжелика и король», «Анжелика и султан»?.. Писательнице было 95 лет. Для многих читателей российских информагентств эта новость стала приветом из прошлого — как напоминание о книгах на пухлой газетной бумаге, с развратной красавицей в кринолинах, изображенной на обложке. В газетах в разделе «Культура» появились немногословные некрологи. Не знаю, что написали французские СМИ, потому что Анн Голон была королевой масскульта и на родине: Википедия упоминает даже о том, что она была кавалером Ордена искусств и литературы. Российские СМИ были полны мягкой, даже ностальгической иронией. «Комсомольская правда» поместила заметку в духе, что, мол, спасибо, Анн, спасибо, Анжелика, за то, что помогли пережить многим семьям голодные и беспросветные годы. Мол, во время двухчасовой поездки на электричке с работы домой (примета московского «выживания» тех лет) женщины могли отвлечься от тяжелых мыслей, чем же сегодня кормить детей, и погрузиться в авантюрный мир неунывающей куртизанки XVII века.
В неформальных высказываниях в соцсетях, комментируя новость, культурные обозреватели уже не сдерживали себя. Автор той самой мягко-ироничной заметки написала в Фейсбуке, что «из-за этой дуры (имелась в виду все-таки героиня, а не покойная писательница — прим. авт.) не вышли многие хорошие книги». И привела примеры издательского хаоса начала 90-х, когда уже подготовленные в печать книги останавливались, рассыпался набор (тогда все делалось еще так), чтобы напечатать более коммерчески интересный продукт — ну а в этом у «Анжелики» какое-то время, действительно, не было равных. Вынеся приговор, обозревательница резюмирует в том духе, что, «надеюсь, в нашей культуре такое время никогда больше не повторится».
И тут я вынужден вступиться за непутевую Анжелику. И дело тут вовсе не в том, что француженка Анн Голон не несет ответственности за то, что творили российские издатели во времена дикого построения капитализма (творили, кстати, чаще всего пиратским образом, так что Голон еще много недополучила от своей российской популярности). Прежде чем начать осуждать «безвкусную подделку, которая стала тормозом на пути искусства», я теперь вспоминаю интервью кинорежиссера Сергея Соловьева, которое он дал на прошлом Московском фестивале редакции фестивальных изданий. Соловьев был одним из триумфаторов прошлогоднего ММКФ: его «Ке-ды» стали фильмом открытия, сам он получил почетный приз за вклад в мировой кинематограф. И вот, вспоминая о советской «новой волне» 60-х, о «Гене Шпаликове», Ларисе Шепитько, Тарковском и др., он с гордостью рассказывал: «На премьерный показ в Доме кино тогда пришли восемь человек, но что это были за люди!». Мол, мы гордились, что у нас такое элитарное кино, потому что массовый успех — это было как бы неприлично. Ну, теперь-то Соловьев говорит об этой атмосфере с не меньшей долей иронии, чем выплеснута в некрологах по Анжелике, хотя слова «снобизм», которое тут напрашивается, естественно, не употребляет.
И вдруг в интервью он начинает рассыпаться в многословных похвалах, комплиментах и благодарностях Леониду Гайдаю, который был абсолютно не близок всей этой группе и с которым они вообще едва ли были хорошо знакомы, вращаясь на разных орбитах пусть и единого советского кинематографа. «Спасибо Гайдаю, вечная ему память! Он все это нам оплачивал». То есть на его любимых народом комедиях делалась та касса, которая позволяла Госкино выделять деньги и тем, у кого на премьеру приходило восемь человек. «Мы тогда этого не понимали».
Не сравнивая, разумеется, яркие гайдаевские комедии с чтивом об Анжелике, можно все-таки провести параллель. Соловьев один из немногих, кто очень внятно и честно сказал, что даже в условиях советского «богатого» искусства (принято ведь считать, что денег государство ни на что не жалело) некоммерческий продукт должен был быть оплачен коммерческим, и точка. И никакого тут «особого социалистического пути» — в принципе-то. Вообще же, если копнуть в экономку Госкино СССР еще глубже, окажется, что «нефтяным месторождением» чаще всего был даже не Гайдай (и не прочие кассовые «Пираты ХХ века»), а индийское кино, которое закупалось по дешевке и гонялось по бесчисленным сельским клубам. А на вырученные деньги снимал Тарковский. (Ну, это в идеале. Чаще всего нет. Чаще всего — снималась та идеологическая шелуха, которая имела еще меньшие шансы заработать в прокате.)
Таким образом, претензии к Анжелике безосновательны. Если их перефразировать, получится: «А мы бы хотели, чтобы деньги на издание интеллектуальных книг и дальше качали из ничего». Но так не бывает, родненькие. Правильнее было бы, провожая в последний путь Анн Голон, сказать так: «Спасибо, Анжелика, что ты не появилась на наших прилавках раньше». Ну, раньше — до перестройки — это было бы и невозможно, цензура бы не допустила такой «разврат» до советского читателя, но в принципе — в советской книжной индустрии были свои «анжелики». Например, году в 1990-м, когда цензура уже пала, а программа сбора макулатуры в обмен на книги еще нет, серия Анн Голон сменила в «топе» самых желанных изданий «Королеву Марго» Александра Дюма (и.о. Анжелики на протяжении нескольких десятилетий). Вообще, эта программа могла бы служить идеальным источником статистических данных — что реально хотели читать трудящиеся массы в «самой читающей стране в мире». Километровые очереди чуть не дрались за подписку на Дюма, Агату Кристи и «Библиотеку приключений». Детективы той же Кристи в рамках этих «макулатурных» спецсерий издавались на плохонькой бумаге тиражом 100, 200 тысяч экземпляров. Но если их бы реально выпустили на рынок, эти тиражи взлетели бы вдесятеро.
Народ читал серьезную литературу, потому что на всех не хватало Агаты Кристи: так можно описать экономику Госкомиздата СССР. Проводя аналогии с интервью Соловьева, можно сказать, что Агата Кристи «оплатила» серьезную литературу подобно тому, как Гайдай «оплатил» Тарковского, правда, в отличие от комедий — скорее, «оплатила» своим отсутствием на прилавках. Строго дозированным присутствием. Такая вот система сдержек и противовесов. Так что легкомысленная «Анжелика» тут получается совсем ни при чем.