Чего на самом деле боятся борцы с ювенальной юстицией

На прошедшей неделе одной из главных тем для обсуждения стал закон с привычно-скучным названием «О декриминализации побоев в семье». Если отвлечься от нудного слова «декриминализация», то окажется, что наш парламент, принявший документ в первом чтении, снова «жжот». Идея о том, что нужно освободить от уголовной ответственности тех, кто поднял руку на детей, супругов, родителей (ну, конечно, не вообще, а на определенных «условиях»), вызвала у общества бурный отклик. В некоторых крупных городах даже прошли митинги протеста, а где-то к этому подошли и вовсе креативно: бросили на площадь ковер (обычный, с узорами), превратив, таким образом, ринг в домашнее уютное пространство, и показали «бои» между алкоголиком и его бабушкой, женой и ее мужем, сыном-подростком и его отцом. Действительно, если так, «наскоком», то инициатива депутатов не может не вызвать оторопь.

Если начать разбираться, то у авторов закона есть аргументы, которые можно послушать. Первый: получается, что драка «вне семьи» (условно говоря, на улицу вышел и подрался) наказывается менее строго, чем в семье, когда родитель «как следует» шлепнул ребенка. Второй: вот, мол, «ювенальная юстиция». Призрак бродит по Европе ((с) Карл Маркс) и давно облизывается на Россию. Мысль о том, что вот-вот на Россию распространятся какие-то туманные европейские нормы, которые якобы позволят изымать детей из семьи за любую провинность и любой чих (типа задолженности по квартплате), заставляют широкие круги общественников, в том числе и депутатов, срочно искать «противоядие». В том числе — в виде декриминализации побоев. Нате, мол, выкусите, европейские садисты-извращенцы.

Если вы мало что поняли из этого пассажа, не стесняйтесь, потому что в теме «ювенальной юстиции» (далее для удобства — ЮЮ) вообще непросто разобраться. Впервые с этим зверем я столкнулся 10 лет назад, когда пугающее многих словосочетание еще не звучало с экранов. Работая в газете «Версия», которая в том числе широко освещала тему трудных подростков (там была даже «газета в газете» под названием «Шпана»), я как-то пришел делать интервью с одной «профильной» чиновницей средней руки. Во-первых, она удивила меня тем, что с порога вручила мне некую распечатку. Распечатка открывалась фотографией, на которой она (эта дама) обнимала березу с поволокой во взгляде. «Что это?» — спросил я. «А я сама написала вам интервью», — сказала чиновница, уверенная, что я запрыгаю от радости до потолка. Секундного взгляда на листочки, на которых бюрократические конструкции с отглагольными существительными топорщились на десять строк, хватило, чтобы сказать: «Нет, спасибо, это не подходит», и начать интервью. Дама была обескуражена и крайне недовольна. Портрет с березкой в дело также не пошел. Так вот, реальное интервью было на более конкретные жизненные темы, а вот тот чиновничий вариант, который она написала, был как раз полон квадратных выражений об «ювенальной юстиции», и тогда никто, кроме нее, не знал, что это.

Сейчас-то нам через день рассказывают по Первому каналу, какая это страшная вещь, чуть ли не раковая опухоль для государства и права, и как она разрушает семьи и отношения между близкими людьми. Примеров миллион, значительная их часть касается семей эмигрантов из России. Пересказ большинства сводится к формуле: вышла из себя, осерчала, шлепнула дочь по попе — приехала финская полиция, оформила лишение родительских прав, и рыдающую дочь навсегда поместили в интернат. Где ее бьют электрическим током в карцере за то, что русская, или сразу отдали в гей-семью (это я продолжаю в зависимости от телеканала и формата ток-шоу).

Интересно-то другое. Когда борцы с этими европейскими ювенальными извращениями — видные депутаты, политики, публицисты, артисты — встревоженно говорят о том, какую жатву может устроить негодная ЮЮ на российских просторах, они приводят в пример множественные случаи с наших широт. То какую-то инструкцию, выписанную муниципалитетом в степях Забайкалья: при наличии задолженности на счетчиках — сразу забирать детей (как половцы или печенеги). То какие-то примеры из лесов Зауралья, где детей изъяли из семьи из-за того, что у семьи было мало квадратных метров.

Но в таких случаях у депутатов-общественников-государственников хочется спросить: а кто всё это делает? Агенты ЕС прилетели в Зауралье и Забайкалье, чтобы коварно разрушить российские семьи? Или это делают (по какой-то причине) ваши собратья — мелкие российские чиновники на местах? Точно такие же (только на меньших постах) державные дядьки и тётьки с нужными партбилетами в карманах и нужным портретом на стене. Это они почему-то пытаются забрать детей из семей, попавших в трудную жизненную ситуацию. Это их (а не каких-то мифических европейцев) мотивы надо попытаться понять. Вот, действительно, как надо рассуждать, чтобы в собственном городе и посёлке попытаться изъять из семьи ребёнка, только потому, что мать-одиночка потеряла работу и полгода не смогла платить за квартиру? Это «поручение» ведь не Евросоюз транслировал. Это какая-то внутренняя логика вашего собрата-чиновника, и звучные выражения про «чуждые ценности» и «ювенальную юстицию» здесь совершенно ни при чем.

Интересно получается. Чего только не придумают, чтобы защититься от этой внешней экспансии. Поднимают крик на ток-шоу, демонстративно принимают закон о том, что побои в семье больше не считаются «уголовкой» (такой «наш ответ» европейскому Просвещению — Домостроем по башке). При этом самыми странными вещами в отношении простых российских семей занимаются по-тихому мелкие чиновники, и вот в их мотивах и системе ценностей никто даже не пытается разобраться.

Есть известная фраза, которую Юрий Андропов вписал в свою единственную «теоретическую» статью в недолгий период своего правления. В зашоренной советской печати 1983 года, привыкшей сообщать только о том, какой развитой социализм мы построили, это признание вызвало эффект разорвавшейся бомбы. «Возможно, мы не знаем общество, в котором живем». Возможно, современной политической элите следовало бы вернуться к этому тезису почитаемого ею Юрия Владимировича. Она (элита) на удивление плохо понимает даже «своих»: тех же мелких чиновников из глубокой провинции, которые творят иногда удивительные вещи и имеют оригинальную систему ценностей. Если бы изучить их мотивы в многочисленных сейчас «историях детей», может быть, не было бы смысла разворачивать крестовый поход против «ювенальной юстиции».