Все новости
Мнение
23 Ноября 2016, 15:32

Рассказ россиянина

Фото Фаиля Абсатарова.
Фото Фаиля Абсатарова.
Илья Макаров
Журналист
— Где тебя носило? — спросил я Рашита, с которым мы сто лет не виделись.
— В Москве. Ездил к дочери. У зятя отец умер. Легко умер — за несколько минут. Сперва инфаркт, потом инсульт. Хороший был мужик. Шофер. За жизнь не держался — по врачам не бегал, жил себе, работал. Здоровый был, как бык. Мог один за вечер бутылку водки уговорить — потихоньку, с устатка. Похоронили.
Он задумался, вспоминая:
— Казалось бы, похороны — печальная вещь. А я им всем сказал: «Ребята, не надо скорбеть — хороший человек ушел хорошо. Талантливо. Помните, Чехов сетовал, что умирать не хочется, чтобы не беспокоить окружающих».
А там родня собралась разная, разнокалиберная. Какой там Чехов? Один Витя, казак, антисемит с Кубани, чего стоит. Работал на космос, остался без работы, теперь на весь свет злой: «У, евреи!»
Я ему говорю: «Я их тоже ненавижу, но только наполовину — потому что сам наполовину татарин». Он слегка ошалел. Остыл. Я ему говорю: «Вить, давай перцовки купим».
Купили. Выпили. А он здоровый такой, этот Витя. Силища в нем огромная. Казак, словом. Посидели. Прислушались каждый к себе. И эта глыба вдруг начала читать мне Есенина и Мандельштама.
И был на похоронах другой человек — крутой татарин из Звенигорода. Ражип. Брат умершего. Весь из себя такой махровый правоверный мусульманин. Чалмой обмотать — и в Мекку не ходи.
Мы повезли покойного в мечеть отпевать.
Витя спрашивает меня: «Слушай, как правильно нести гроб»?
— Подставь плечо, — говорю, — и неси. Главное, не висни…
Занесли мы свата в мечеть. Там нас встретил муэдзин. Не такой старый, затурканный, как у нас в деревнях, а молодой, красивый, глаза сверкают. Заставил нас перенести покойника из гроба на доски с покрывалами. Нам говорит: «По малой — вон туда, руки помыть — вон вода».
Вышли мы во дворик — а там прямо рядышком с мечетью какой-то салон красоты. Ну, думаю, востёр муэдзин — не священник, а бизнесмен. Там в салоне, насколько я понял, покойников прихорашивают.
А еще чуть дальше, но все равно рядом — церквушка с куполами. Мужики там сумрачные ходят, нам говорят: «Вам нельзя».
Ну, я-то, наполовину татарин, наполовину еще кто-то, и не рвусь. А Витя, тот обиделся. Он, думаю, навел бы в божьем храме шороху… Но я его удержал от конфликта с единоверцами.
И вот стоим мы, два россиянина, в Москве, у туалета, приготовились уже было, подняли головы — а прямо перед нами синагога.
— Ну, что, — спрашиваю, — Витя, тебе, наверное, в кайф вот так перед синагогой нужду справить? Мне, конечно, тоже. Но только наполовину.
Думаю, сказать ему сейчас, что на другую половину я еврей или промолчать?
Но Витя запретил мне вообще рот открывать:
— Знаешь, что? Молчи. Больше ни слова!
Мы замолчали оба.
В общем, стало нам легко-легко. А что?! Со всех сторон под защитой: с одной — мечеть, с другой — церковь, с третьей — синагога. И мы посредине. И никуда нам не деться друг от друга. Потому что живем в одной стране.
Потом после похорон сидели в доме. Хозяйка, конечно, печалилась. Но помнила, что он-то, паразит, всю ее молодость сгубил. И при этом плакала и не понимала, почему ей так горько и одиноко на душе.
— Ты выпьешь? — спросила меня.
— Помянуть свата — святое дело, — говорю ей.
Она налила всем коньяку. Разлила по тарелкам крутой башкирский шулюм с лапшой. Хлебаем.
— Еще будешь?
— В смысле, шулюм? — уточняю. — Я еще не доел его.
— Рашит, не провоцируй, — говорят мне мужики.
Хозяйка еще налила в рюмки.
Я еще раз сказал всем:
— Ребята, не скорбите — хороший человек ушел хорошо.
Я и сам в это поверил. И похороны стали не мрачными, не концом, а продолжением жизни.
Мы еще постояли с Рашитом. Он сказал еще пару фраз о том, что Москва сейчас круто переменилась. И что вся наша жизнь меняется. И меняется, не смотря ни на что, к лучшему — придет время, Америка обзавидуется.
Автор:Макаров Илья
Теги:россия
Читайте нас: