Кораблик детства уплывает в детство

«И это кукольный театр?!», — с изумлением вопрошал я сам себя, пытаясь под тягучий, тревожный симфороковый звук понять, что же происходит на сцене. Оглянулся на своих детей. Они, раскрыв рты, просто пожирали глазами пространство сцены, чутко сопереживая каждому слову, каждому звуку, каждому движению.

Свой 85-й сезон Башкирский государственный театр кукол открыл премьерой спектакля «Хроники путешествия Нильса с дикими гусями». И именно этот непослушный рыжеволосый Нильс стал для меня символом перелома эстетики детства. В программках спектакль был обозначен категорией «6+», но как часто за те 50 минут, что он длится, меня посещала мысль, что в эпоху моего детства его вполне могли бы маркировать категорией «12+». Нет, в спектакле совершенно не было каких-либо скабрезных или недостойных контекстов. Да, собственно, он был великолепен, и я с уже подзабытым удовольствием аплодировал актерам, когда упал финальный занавес. Но почему же я именно на нем почувствовал себя вымирающим мамонтом, для которого дверка в детство захлопнулась навсегда?

Спектакль начался с того, что на занавесе появился видоискатель любительской камеры, которой Нильс фиксирует отъезд своих родителей. Мельтешат на экране ноги, кошки, гуси, курицы, хлопает дверца машины. Нильс остается один. И занавес, вернее даже система занавесов, затем неоднократно мультиплицировала, акцентировала происходящее на сцене. Признаюсь, от некоторых эффектов даже мне было жутковато. Но я вновь оглядывался на детей и понимал, что сегодня театр кукол стал говорить на их языке. И этот язык очень сильно отличается от моего. То, что для меня жутко, для моих детей уже нормально, завораживающе, прикольно. Рамки восприятия сдвинулись. Они стали клиповыми, требуют быстрой смены кадра и иного, более стремительного, темпоритма. Понятно, что классический кукольный театр на это неспособен по определению. И тут ему на помощь приходит синтез, в котором сами куклы — лишь часть театрального действа, причем далеко не основная. Тут и полет показан, как видеоряд мелькающих ландшафтов, и крысы становятся реальным нашествием. Их многочисленные полчища возникают прямо на потолке и сплошным потоком заливают сцену. Кстати, я бы отметил еще и то чувство меры, с которым театр адаптирует довольно жесткий видеоряд для детской аудитории. А помогает в этом мультипликация. Крысы в своем рывке к центру сцены трансформируются в мультяшных, и уже это смягчает хоррор.

Мой девятилетний сын и шестилетняя дочь были потрясены спектаклем. Он для них стал событием. Причем таким, о котором им обязательно хотелось сообщить urbi et orbi. Сын тут же нашел книгу отзывов и накарябал там: «Мне спектакль понравился очень. Хотя я и испугался. Немного».

Но самое занятное меня ожидало на улице. Когда я взял в руку его ладошку и мы побрели к остановке, он вдруг остановился и сказал: «Знаешь, почему я не люблю советские мультики? Потому что там все очень медленно». Всё. Новая эстетика детства закрыла ставни перед своей более мягкой и слишком спокойной предшественницей. Занавес.

А спектакль, кстати, был действительно великолепен.