Темные. Девяностые. Ничьи

«Как ты понимаешь, что принадлежишь к уходящему поколению?» —докапывалась я до своей подруги и ее мужа. Мы ехали по вечерней трассе на концерт Земфиры в Альметьевск. Этот вопрос беспокоил меня уже пару дней. Раньше я считала, что с возрастом буду становиться сварливой, смотреть на молодежь свысока и назидательно повторять им, что «вот мы в ваше время»... Однако вместо этого у меня стремительно омолодился круг общения, а ровесников осталось раз-два и обчелся. И подруга как раз из них.

«Они лучше, чем мы», — сразу отозвалась подруга. — «Они расслабленные, искренние и больше доверяют друг другу. Они уверены в себе и в том, что все будет хорошо. Знаешь, я бы хотела быть как они». Каждое ее слово отзывается во мне. Да, мы дети девяностых, это наши одноклассники умирали от героиновых передозов, а одноклассницы пробовали себя в профессии путан по вечерам на проспекте. Это мы знаем, как правильно отвечать за пацана и какой стул выбрать.

Мы еще помним пустые прилавки 1998-го и танцы пьяного Ельцина. Мы помним, что такое поехать на подпольный рок-концерт и ворваться в прокуренный подвал, где кто-то (Снег? Реаниматор? Стерв? Тормоз?) терзает гитару и кричит что-то в духе Летова и Янки, где пахнет пивом, подростковым вонючим потом, водкой и смыслом. Писать в газеты объявления, чтобы найти единомышленников, писать бумажные письма на шести листах, встречаться вовремя возле памятника Ленину на Горсе. Мы помним эти китайские вещевые рынки с закутками, где висят черные футболки с Ди Каприо, и ты, сгорая от стыда и неловко прыгая на одной ноге за платком, что держит полная продавщица, пытаешься влезть в вареные джинсы. В страшных снах я все еще оказываюсь в переполненном садовом автобусе номер 120 по пути в сады «УАИ», который нужно штурмовать и по пути туда, и по пути обратно. И я стою маленькая в этой плотной душегубке, сдерживаю рвотные позывы, пока меня качает, прижимаясь то к чьей-то мягкой груди, то к саженцам яблонь в пакетике с мокрой землей.

Как же все это было тяжело и, по большому счету, не нужно, какой-то лишний опыт выживания в агрессивной среде. Мне вспомнился диалог на пустынной трассе с выходцем из ЮАР. Огромный темнокожий водитель увидел меня на трассе возле пристани в Веллингтоне. «Подожди, мне еще полчаса осталось поработать, а потом я подвезу тебя куда хочешь», — крикнул он. Признаться, дожидаться его я не хотела, но был канун Рождества, вся Новая Зеландия ела индейку, жгла уютные свечи в кругу семьи. Только я стояла с рюкзаком на пустой дороге и не могла придумать, как добраться до отеля, когда даже таксисты не берут трубку. Через полчаса мы разобрались, куда нужно ехать, и тронулись в путь.

«Стерильная страна, — сетовал водитель, — Она будто создана для пенсионеров. Тут ничего не происходит. То ли дело ЮАР, там вышел на улицу и должен быть готов к чему угодно, постоянно на адреналине, живешь по- настоящему, полной грудью ощущаешь, что каждый миг может стать последним». Он говорил, что уехал к брату в США, где в гетто носил с собой пистолет, а потом почему-то переехал в Новую Зеландию, и мир потерял свой вкус, нерв и соль. «До чего похоже на Россию девяностых», — думала я, каким-то внутренним чувством понимая этого африканца.

Чтобы понять, что мир добр и любит меня, мне пришлось прожить долгих тридцать лет. Те, кому сейчас 25 и моложе, знают это с рождения, и стоит поблагодарить за это их мудрых родителей. Еще они знают, что нужно прежде всего слушать свои желания и чувства. Это я еще не смогла принять для себя до конца, то и дело вылазит то долг, то оглядка на чувства окружающих, то стыд.

«Расскажи о себе», — просит меня новая знакомая двадцати шести лет от роду. «Мне 34, у меня сын, я работаю журналистом», — начинаю я. «Не то!», — прерывает она меня сразу же. «Я хочу знать, что тебя вдохновляет, какие идеи движут тобой, чем ты живешь», — уточняет она, и почва уходит у меня из-под ног. «Меня вдохновляют теория естественного отбора, эволюция и суперструны, прекрасные сильные женщины, взаимовыручка и низовые инициативы...», — исправляюсь я. А потом думаю про себя: «А еще молодое поколение, свободное от шаблонов, обусловленностей, смотрящее в суть, а не на статус и поверхность».