Все новости
Мнение
31 Августа 2016, 09:00

В тени Салавата

Илья Макаров
Журналист
Недавно гостил у нас десятилетний Коля вместе с мамой и четырехлетней сестрой Лизаветой. Я, конечно, хотел, чтобы Коля и Лизавета были моими внуками, но они — внуки моей сестры. Тем не менее, я им какой ни есть, а все ж родня.
Перед отъездом мы повели московских гостей к святому для всех уфимцев месту — к Салавату Юлаеву. Было утро. От Салавата падала большая тень.
Четырехлетняя Елизавета бегала у подножия памятника, собирая пыль с чугунной ограды.
Николай же был серьезен и молчалив. Он стоял в тени Салавата и внимательно осматривал гигантскую фигуру всадника на коне.
— Илюша, — спросил он меня строго, — а кто такой Салават Юлаев?
— Бунтарь, заступник бедных и нищих. Сподвижник Емельяна Пугачева. Вместе с ним поднял восстание и повел бедных и нищих против царя, против власти.
— А где они взяли оружие?
— Отняли у солдат.
— Это как? — не поверил Николай. — У царя что, спецназ был такой слабый?
В общем, у меня с моим внучатым племянником завязался оживленный разговор на тему бедных и богатых, на тему бунтов, восстаний, мятежей и переворотов, которые сопровождают всю историю России. В конце концов, у меня вырвались из уст слова «революция» и «1917-й год». Одни революционеры боролись с властью за то, чтобы не было бедных. Другие — чтобы не было богатых.
— А я знаю, что такое революция, — сказал Николай. — Революционеры царя убили.
И снова мы заговорили о нищих и богатых. О том, что если нищих довести до белого каления, если оставить их без крова и пищи, то они могут натворить много бед.
— А где же они возьмут столько оружия? — опять задался вопросом десятилетний малыш.
— Угнетенный в гневе может поднять с земли булыжник, который становится страшнее любого оружия.
В общем, разговор кончился тем, что в следующем году Россия отметит сто лет Октябрьской революции.
— Что, снова бедные против богатых?
— Чтобы этого не было, государство должно заботиться о своих гражданах. Обо всех без исключения. А богатые должны делиться с бедными, — я, насколько это возможно, старался быть достоверным и убедительным.
Однако мои социалистические речи натолкнулись на непонимание ребенка:
— Всем хлеба не хватит. Почему я должен делиться?
— Ты хочешь, чтобы была революция, пожары и гибель людей?
— Нет.
Николай очень опечалился тем обстоятельством, что Салават Юлаев дни свои закончил на каторге.
Это слово его встревожило чрезвычайно. Он долго расспрашивал и допытывался, что оно означает. Само звучание испугало его: «Какое страшное слово».
Наш разговор ничем не закончился. Николай сосредоточенно думал над тем, почему, если бы он был богатым, он должен делиться своим куском хлеба с бедными. И почему, если у него будет хоть глоток воды, он может поделиться ею с тем, кого мучит жажда.
Николай долго-долго смотрел на всадника, который взлетел над высокой кручей. Его пришлось в буквальном смысле оттаскивать от памятника: до самолета оставалось два с половиной часа.
Внизу пересыхала Белая.
Через железнодорожный мост двигалась пригородная электричка — три или четыре ярких вагона.
Дворники шмыгали метлами и сдували хоботами пылесосов мусор с цветной брусчатки.
Утренние спортсмены с лыжными палками скорым шагом отмеряли километры своего здоровья. Две пожилые дамы застыли на циновках в позе лотоса.
Бродячий пес осматривал мусорные урны и, огорченный, отходил прочь. Наконец с надеждой привалил к Николаю с Лизой. Дети для него были своими. Пес не ошибся.
Коля попросил меня открыть машину. Забрался в нее, достал из пакета пирожок, который положила им в дорогу нефтекамская бабушка Люба. Вылез на божий свет и отдал пирожок собаке.
— Я бы отдал нищим. Но их же нет, — сказал он в свое оправдание.
Автор:Макаров Илья
Читайте нас: