Отверженная

Алина имела длинный и горбатый нос, за который одноклассники именовали ее Эллиной, намекая на греческий профиль, или «Шашлычницей». Она огрызалась, дралась, а потом перестала обращать внимание. Учителя продолжали спотыкаться на первой гласной иногда.

Еще она была удивительно похожа на бочонок, природа постаралась не на шутку, вытачивая почти идеальную округлую цилиндрическую форму ее туловища, на которую облизывались все преподаватели начертательной геометрии (если такие попадались ей в шумном городском пространстве), представляя ее в своих самых сладких мечтах, как тело вращения. Одноклассники же на день рождения ей дарили открытки с Винни-Пухом и бочонком меда.

Дополнительным фактором, никак не влиявшим на поддержание дружеских отношений, являлись ее потертые футболки и джинсы, заношенные платья, перепрошитые десяток раз туфли, прошедшие, казалось, десятки тысяч километров дорог по ущельям.

Учителя не любили ее за собственное мнение. Это собственное мнение она вставляла не только в обязательных мероприятиях вроде школьного КВНа или субботников, не желая обряжаться деревцем или подметать окурки под окном исторички, так и не озаботившейся пепельницей, но и в методику преподавания и даже (о, боже!) в суть транслируемых знаний. Причем ответить ей было практически нечем, Алина либо обладала иногда информацией, ускользнувшей от непытливого ума предметного учителя, зацикленного на методичках, либо ловила их на простых оговорках и ошибках.

Лето между девятым и десятым классом Алина решила провести в единении с дикой природой. Взяла палатку, спальник, закупилась консервами, крупами, солью, спичками, медикаментами на всякий случай. Взяла у старшего брата все, что необходимо в туристическом быту — горелку, фонарик, кружки-ложки-тарелки — и разбила лагерь у бабушкиного дома на обрыве над небольшой речкой, приходя иногда принять душ или посмотреть телевизор по выходным. Читала редкого тогда еще Вудхауса, ржала, пугая заблудших куриц, и ела дикую малину, растущую в трех метрах.

Ночью ей захотелось писать. Писать, писать, да, девочки писают. Алина вышла, протирая глаза, сделала несколько шагов и упала речку. Ударилась головой о камень. К вечеру следующего дня ее нашла бабушка, охнувшая и даже хотевшая бросить дом и бежать в лес, потому что не знала слов для родителей.

Следующий учебный год класс начал без Алины. Азат не смог сдать выпускные по математике, потому что соседкой по парте теперь был Сергей, который, в отличие от Алины, ничего подсказать не мог. Оксана перестала быть самой-самой красавицей параллели — французские тушь и помаду она выпрашивала у Алины, чей папа часто бывал в командировках в Прибалтике, где этого добра было навалом. Младшая дочь завуча по воспитательной работе ходила хмурая, огрызалась и не хотела идти в садик — Алина не появлялась, хотя обещала с осени, и не угощала ее мандаринками, к которым она так привыкла в больнице, куда Алина на руках притащила хрупкое тельце после того, как малышку сбил во дворе мотоцикл, и каждый день приносила эти сладкие кусочки, отломленные от абхазского побережья. Физрук расформировал школьную сборную по стрельбе — без Алины, которая могла с закрытыми глазами из биатлонной винтовки растерзать десятку в клочья, шансов не было. А классный, бывший военный, недавний инсулинозависимый диабетик-одиночка, неумело пытался в лаборантской проткнуть себе пузо иглой пятикубового шприца, привыкая к новой действительности.