Всю последнюю неделю в центре внимания всех россиян (даже тех, кто не интересуется спортом) была предстоящая Олимпиада в Рио. А именно: перспективы неучастия в ней российской сборной. Здесь, локально, в Башкирии это выразилось в лихорадочных публикациях: легкоатлеты Лысенко и Фазлитдинова все-таки едут на Олимпиаду!.. Ой — сутки спустя – всё-таки не едут!.. Для легкоатлетов, в итоге, дорога на главные мировые соревнования оказалась — увы — закрыта. Ситуация для всех остальных, кажется, чуть-чуть улучшилась в минувшие выходные, по крайней мере, российские болельщики смогли осторожно вздохнуть с облегчением. В воскресенье международный олимпийский комитет постановил, что решение об участии или неучастии россиян в Олимпиаде каждая «профильная» федерация будет принимать отдельно, то есть умыл руки, как Понтий Пилат в известной сцене. Впрочем, как мы знаем, Христа это самоустранение прокуратора все равно не спасло.
Всю неделю страна следила за новостями и обсуждала шокирующие подробности из международных докладов. Правда ли, что допинг поставлен в российском спорте на поток, да еще и с участием спецслужб? Или это политическая кампания против России? И что за этим последует? На горизонте маячило (но все же, похоже, не состоялось) беспрецедентное событие: российской сборной собирались в принципе запретить участие в Олимпиаде-2016, а в перспективе и отобрать медали прошлых Олимпиад, включая сочинскую. Последняя угроза еще не отменилась.
Всё это не может не сбивать с ног. За более чем вековую историю Олимпиад еще не было ничего подобного: ни одну национальную сборную не отстраняли насильно. Бывало разное, в том числе и для нашей страны. Был бойкот одной из Олимпиад (1984, Лос-Анджелес). Было многолетнее неучастие в олимпийском движении, растянувшееся от Гражданской войны до окончания Великой Отечественной, но тогда СССР в принципе не участвовал в большинстве международных проектов. Даже на пике холодной войны его не пытались отлучить насильно. Или, подойдем с другой стороны: даже Третий Рейх, самое одиозное и страшное государство ХХ века, не пытались отлучить от олимпийского движения. Пока он не развязал мировую войну, тогдашнее «мировое сообщество» старалось не замечать гитлеровских «странностей» и даже провело Олимпиаду-1936 в Берлине (о чем снята знаменитая «Олимпия» Лени Рифеншталь). Когда развязал, проект Олимпийских игр предпочли просто временно закрыть, ссылаясь на правило древних греков, что войны несовместимы с Олимпиадами. Греки, правда, имели в виду, что это войны должны прерываться на время Олимпиад, а не наоборот.
Случится ли небывалое для спорта и международных отношений событие, или нет, или будут какие-то варианты (эксперты считают, что, возможно, Россия сама объявит о бойкоте игр — по образцу 1984-го, чтобы хотя бы отчасти сохранить хорошую мину при плохой игре), это мы еще увидим. Правдивы ли обвинения — в этом, надеюсь, еще разберемся. Сейчас же я хочу сузить тему разговора до одного конкретного поворота, точнее, даже до одного конкретного человека. Он так знаменит, что его фамилию знают даже те, кто ни разу в жизни не включил спортивный канал. Это министр спорта России Виталий Мутко.
Чтобы не разглагольствовать до бесконечности по его поводу, кратко, тезисно: Виталий Мутко уже был на грани отставки месяца полтора назад, когда выяснилось, что возглавляемое им ведомство имеет некоторое отношение к боевым группам болельщиков, устроивших погром во Франции. У него были крупные просчеты и раньше, но июньская история с чемпионатом Европы по футболу была подчеркнута крайне неудачным результатом российской сборной. Уже тогда петиции за отставку Мутко набирали немало подписей. Нынешний олимпийский скандал ударил по репутации министра в сто раз сильнее. Причем, на сей раз речь не о каких-то абстрактных обвинениях, а о документах. Дошло до того, что и ему, и его чиновникам запретили въезд на Олимпиаду (независимо от того, попадет ли туда российская сборная). Сколько подписей собирают петиции за его отставку теперь, трудно даже подсчитать. Более того, накануне голосования МОК в печать попала информация, что если Россия уволит скандального министра, то это может спасти олимпийскую сборную...
Но нет. Тот, кто принимает решения, непоколебим. Мы видели это не раз. Власть практически никогда не идет навстречу «пожеланиям трудящихся» и не отправляет высокопоставленного чиновника в отставку даже тогда, когда против него ополчились — и по делу — буквально все. Исключения можно пересчитать по пальцам, и все они связаны с тем, что «уж совсем допекли». Удивительно, например, что мы все-таки увидели отставку главы РЖД Владимира Якунина. Скандалы с его именем стали до такой степени вызывающими, что, по слухам, нервозное «ожидание отставки» затянулось на несколько лет. Соответствующий указ то просачивался в прессу с пометкой «Молния!», то отзывался обратно. Примерно та же атмосфера сопровождала последние годы работы Анатолия Сердюкова на посту министра обороны. Но чем закончилось там — мы все знаем. Правда, в итоге экс-министр оказался на важном посту в оборонной госкорпорации, а теперь и входит в совет директоров УМПО. А сколько подписей собрали петиции за отставку Павла Астахова с поста уполномоченного по правам ребенка? И еще до трагедии на карельском озере: скандальными высказываниями омбудсмен славится давно. Сейчас он проходит ту самую фазу «то ли отставки, то ли нет», но на сегодняшний день — да, он остается в должности.
Должностей в результате подобных кампаний лишились единицы. Сколько же топ-чиновников спокойно продолжает работу, несмотря на чудовищные по масштабам скандалы?..
Стремление руководства страны сохранять даже самые одиозные фигуры на прежних должностях уже стало притчей во языцех. Иногда это похоже на прямо-таки психологическое «нежелание увольнять», потому что в некоторых случаях никакого рационального объяснения нет. Нежелание трогать «своих»? Но иногда речь идет о таких фигурах, к которым даже первые лица уже относятся как к зачумленным: стараются не упоминать, не встречаться, не делать совместных фото. Какие-то выгоды? Но ведь ничего, кроме репутационного ущерба, в том числе и перед выборами.
Я предполагаю, что это действительно психология: это произрастает из стремления отделаться от «наследия девяностых», противопоставить себя прежнему руководству страны. Как известно, Ельцин громкие отставки любил, а в последние годы начал ими откровенно злоупотреблять, что воспринималось людьми в контексте очевидной «слабости власти». Череду премьер-министров, о которой ходили анекдоты («Новая госпрограмма: до 2020 года каждый россиянин успеет побыть премьером!»), все помнят до сих пор. Причем каждый раз президент не отказывал себе в удовольствии наградить очередных отставников нелестными эпитетами. Каждое масштабное ЧП (а в масштабной стране они происходят регулярно) кончалось громким, публичным разгоном министров, начальников, разглагольствованиями перед камерой: «Что один генерал, что другой, понимаешь». Слабость позднего Ельцина стала добычей телевизионщиков: все эти сцены, сопровождавшие очередные отставки, вроде «Не так сели!», может, и понимались им как сила — мол, стукнул кулаком по столу, — но подавались в эфирах как откровенная придурь, тут же превращались в анекдоты. Более того, этой любовью пожилого президента к театрально-эффектным отставкам стало манипулировать его окружение. Эта схема и тогда описывалась в прессе (благо, пресса была куда разговорчивей, чем сейчас), сейчас-то эта практика признается открыто. Чтобы свалить какого-нибудь неудобного министра, ельцинское окружение заказывало зубодробительный телесюжет, а затем делало так, чтобы «дедушка» (как его называли за глаза) «случайно» этот сюжет увидел. Вплоть до того, что вовремя включали телевизор...
Подозреваю, нынешнее руководство страны, которое тогда — в конце 90-х — где-то в недрах президентской администрации уже работало, просто на всё это насмотрелось «изнутри». Нежелание наступить на те же грабли породило стойкую аллергию на любые громкие отставки, тем более по следам скандалов: мол, надо еще выяснить, кто эти скандалы раздувает, кто пытается манипулировать... За добрые полтора десятилетия это стало то ли традицией, то ли привычкой.
Но если в этом и было первоначально какое-то рациональное зерно, то теперь, с тоскою глядя на Мутко, Астахова, Сердюкова и многих других, думаешь: уж лучше бы наоборот. «Не так сели».