Я правша. Абсолютный и непреодолимый. Правой рукой я ем, пишу шариковой ручкой, ковыряюсь в носу, приглаживаю волосы, чищу зубы. Пальцем правой руки я вожу по экрану смартфона, правой рукой держу мышку и ею же (рукой, не мышкой, что я изверг, что ли?) шлёпаю свою разновеликую непослушную малышню.
Я очень люблю свою правую руку, она помогает выжить в этом не очень дружелюбном к человеку мире. То есть да, я ею иногда бью, иногда защищаюсь, иногда молю, иногда дарую пощаду. Держу стакан, сигарету, нож, мороженое. Здороваюсь, прощаюсь. С ее помощью даже получаю наслаждение иногда — точный бросок бумажки в корзину для мусора, что может быть приятней?
Нога. Правая, естественно. Именно она принимает вес моего тела, когда я запрыгиваю на ступеньку автобуса, толкает меня от асфальта в процессе занимательной езды на самокате и первой тянется к педалям велосипеда.
Левая рука и левая нога вообще какие-то полубесполезные придатки, в чью задачу входит сохранение равновесия, поддержка визуального образа симметричного тела и изредка функция младшего помощника. Никакой надежды я на них не возлагаю, иллюзий не питаю, хоть бери и отрывай на корм милым зверушкам в зоопарк.
Так почему же, черт подери, я не перекачан с одной стороны и не ссохся до состояния сучка — с другой? Ведь активничает на процентов восемьдесят у меня только сторона правая, достойная и верная? Мои рабочие конечности не выглядят по сравнению с нерабочими чем-то сверхъестественным, и те, и другие — красивые, почти могучие и… одинаковые!!!
Напрашивается один-единственный вывод — все, что нам твердили про работу, которая сделала из обезьяны человека, а из человека, например, меня — вранье со всеми отовсюду вытекающими. Врал Белинский про то, что труд облагораживает, врал Вольтер про труд и удовольствие, врал Цицерон про закалку трудом. Все врали, то ли по недосмотру, то ли с какой-то целью, ведь неглупые же люди, книжки писали! Хотя это не показатель, конечно.
В сложившейся ситуации больше всего жалко лошадок. Они окончательно теряют шанс стать прямоходящими и, возможно, опустят копыта и совсем перестанут трудиться. Хотя на них было столько надежды. Что вот-вот сбросят узду, возьмут палку-копалку и… А еще они могут впасть в депрессию и взлелеять в себе суицидальные наклонности, что будет хорошим уроком как землепашцам, так и кочевым народностям. Раньше всех это осознал мерин Осовиахим и ушел на фронт, помнится. От безысходности.
Я тоже больше не буду надрываться, раз уж такое дело. И в понедельник не пойду на работу, а лягу на бочок. Правый.