Страдание как национальная идея, или Мужчина, я вам дам, подождите!

Творог, сметана, морская капуста, черный хлеб, вино «Саперави», гвоздика, корица, куриная грудка. «У вас есть карточка «Байрам»? — «Нет, нету». «Пакетов нет, только бумажные» — «Давайте бумажный». Складываю продукты в пакет, как на весь сельский супермаркет раздается истошный женский вопль: «Мужчина, я вам дам, подождите, подождите мужчина!»

Громко так, протяжно, с особым драматизмом прожитых лет и земных страстей. Все совершеннолетние оборачиваются туда. А я рассматриваю всех тех, кто обернулся. Народ. Мой народ. Такой вот он. По средам, в семь вечера. На кассах в супермаркете «Байрам». Винтажные, понурые, сутулые. В черных куртках, коричневых плащах. С серыми лицами и какой-то несмываемой гримасой тоски по чему-то не сбывшемуся уже навсегда. С усталостью и какой-то устрашающей пустотой в глазах. От мала до велика. Ни один не улыбнется. Замкнутые, закрытые, дикие. Одергивающие и тсыкающие своим детям, лениво неа-кающие своим супругам, чрезмерно озабоченные своим существованием даже при выборе молочных сосисок и говяжьего фарша на пельмени. Ни один не улыбнется. Задерганные, вымотанные, обреченные. Даже в семь вечера. Даже в супермаркете, битком набитом едой. Самые яркие и жизнеутверждающие здесь — это продавщицы с аляпистыми макияжами а-ля пугачева-аллегрова. На стиле.

А та женщина, оказывается, предложила вдруг резко свою карту «Байрам» впереди стоящему мужчине. Решила дать ему. Незнакомому мужчине. Свою карту. Вот и закричала на весь супермаркет. Не выдержала.

И тут до меня доходит. Медленно, но быстро. Вот же она. Наша национальная идея. Вот она вся — здесь и сейчас. Вот в этом пригородном супермаркете, в семь вечера. И сейчас в тысячах, сотнях тысяч супермаркетов по всей России происходит тоже самое. Один в один. Гребаные фракталы.*

Страдание как национальная идея, которую мы все никак не можем сформулировать. Она-то уже давно есть. Мы ее впитали с молоком матери, а та с молоком своей матери и так далее вглубь российских веков. И она, к сожалению, не в бочках с медом, не в бегущей в никуда кунице, не в галлонах с нефтью, не в гектарах леса, не в олимпийском мишке и даже не в Пушкине с Достоевским, не в масштабах нашей огромной сверхдержавы, не в моем горячо любимом Гагарине, и не в равенстве и братстве тем более. Эти мифы можно развивать бесконечно, но то, что мы имеем здесь и сейчас, — просто обернитесь и взгляните на лица окружающих вас людей. Вот она, национальная идея — и достояние, и богатство, и трагедия одновременно. Она уже здесь. Мы все — носители ее. Мы все давно заражены ею.

Страдание как национальная идея. Объединяет всех нас от мала до велика на этой площади в 17 125 407 квадратных километров. Она отпечаталась в лицах всех нас, всех тех, кто рядом, всех тех чужих и незнакомых лицах 146 519 759 человек. Сестер и братьев по страданиям разного толка.

Здесь кто не страдает, тот лох. А как иначе?

Первая книжка, которую вам прочитали? Правильно, «Колобок». Нормальный, румяный, любознательный и свободолюбивый парень. Ассоциируется у меня с Тиньковым почему-то. Ему вдруг стало интересно, а что там в мире-то творится. Вышел — сожрали. Страдание.

Или «Курочка Ряба»? Золотое яйцо на столе, заложи в ломбард, купи жене новое пальто. Радуйся, мужик. Нет, радоваться не положено. Плачет дед. Плачет баба. При этом сами били — норм, а как яйцо разбилось — в слезы. Вот и пойми, что хотят от жизни эти русские. Правильно, страдать.

«Красная шапочка?» Пошла красивая через лес. Сожрали. Коммунисты видят в этом свой сакральный смысл, сексологи свой. Страдание как Дао. Страдание как Дзен.

А как вам сказка о мертвой царевне? То есть росла-росла примерной девочкой, а как расцвела в красивую, пышногрудую, яркую — так ложись в гроб. Окей.

Или семеро козлят. Нарожала коза себе козлят. Одна. Сама. Для себя. Семерых. Почему бы в этой сказке вместо голодного волка не сочинить голодного до любви козла, который влюбился бы в козу без памяти и взял ее с семерыми козлятами. Нет, тогда места для страданий не останется. Поэтому их тоже сожрали. Да, потом эта тантрическая практика со вспоротым брюхом, и типа все целы и невредимы. Но мы ведь знаем, что быть съеденным — это жизнь, а вот вылезти из вспоротого брюха целым и невредимым — наркотический приход. И невозможно это.

А может, «Аленький цветочек»? И снова героине личное счастье достается после долгих страданий. Опять компромисс, опять раскол, опять дилемма до тошноты и головокружения. Отец или чудовище? Желание или долг? Личные интересы или чужая воля? Страдать — да. И самая красивая, умная и нужная, а не какая-то там средне любимая дочь.

Да, да и да. Это первое, что слышали мы с рождения. Эти пресловутые истории с плохим концом. Где свободолюбие, красота и собственное мнение стоят в одном ряду со страхом, наказанием, местью и смертью. Ок. Это проглотили, переварили, усвоили. До шести лет наелись бабайками. Часть пазлов в индивидуальном сознании сложили, а из него уже и коллективное. Вы ведь не одни такие на этих сказках росли. 146 519 759 человек тоже. Гребаные фракталы.*

Пошли в школу. Начали вставлять недостающие пазлы. Вы ведь помните, что наша национальная идея — страдать? Здесь в ход идет тяжелая артиллерия русских классиков. Зачем вот детям знать вообще историю Му-му в десять лет? Я лично рыдала наизнанку и мне было совсем не по-детски больно. Дальше — больше. Все десять лет в этих клетках-классах нас готовят к тому, что в этой стране за любовь, за правду, за индивидуальность, за доброту придется пострадать от души и/или умереть.

Все самые красивые и идеальные женские образы, на которых мы росли, соревновались в Чемпионате Страданий! Выиграли все. Я не помню ни одной, кто прожил счастливую жизнь и НЕ СТРАДАЛ! Разве что Мери Поппинс, но никто не знает, как она закончила в итоге.

Бесприданница, она же космическая Лариса Гузеева? Вещь. Раб. Чья-то. Кукла. Никто и ничто. Даже для собственной матери. Конечно, я бы тоже выбрала пострадать и пулю в висок.

Анна Каренина, она же неземная Кира Найтли? «Туда!» — говорила она себе, глядя в тень вагона, на смешанный с углём песок, которым были засыпаны шпалы, — туда, на самую середину, я избавлюсь от всех и от себя». Ноу комментс.

Катерина Кабанова из «Грозы» Островского? «Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела». Но нет. Несчастное замужество. Любовник, сосланный в Сибирь. Самоубийство. Окей!

И так далее и тому подобное.

Страдать + умирать = жить.

P.S. А. Вспомнила. Вот один персонаж, живущий, как сейчас модно говорить, в потоке. Откликающийся. Интуитивный. Беспечный. Слушающий себя и свое сердце. Простой, прозрачный, добрый, без двойного дна. Имеющий прочную связь с космосом и биением сердца вселенной. Не сомневающийся в людях. Довольный тем, что есть, даже если нет ничего. Когда последний вдруг становится первым. И все магическим образом случается само. Когда нет места страданиям, но есть место пути. Когда не страшно взять в жены даже жабу, так как есть внутренний покой и безусловная любовь к мирозданию. Когда жизнь — это квест, где главная задача — быть добрым и счастливым. И имя ему дали соответствующее! Иван-Дурак. Не Иван-Гений. Не Иван-Бог. Не Иван-Мудрец.

Иначе это всю национальную идею перечеркнет! Не страдает — поэтому Дурак!

*Фракта́л (лат. fractus — дроблёный, сломанный, разбитый) — математическое множество, обладающее свойством самоподобия (объект в точности или приближённо совпадающий с частью себя самого, то есть целое имеет ту же форму, что и одна или более частей).