Навстречу 2016-му: российское кино предсказывает реальность!

Ну, во-первых, всех читателей «Общественной электрогазеты» – с наступившим!

А во-вторых — продолжим наше полевое исследование. На прошлой неделе я рассказывал, как получилось, что 2015-й был объявлен Годом литературы. Сегодня поговорим о 2016-м: и в России, и в Башкирии он стал Годом российского кино. Башкирия колебалась чуть дольше (соответствующий указ Главы региона был подписан совсем недавно). Конечно, когда в республике говорили «Год литературы», то имели в виду свою, — благо и башкирская, и русская литература Башкирии имеют богатую историю. А вот с кино пока все не так удачно — несмотря на наличие собственной киностудии («Башкортостан») и кинофестиваля («Серебряный Акбузат»). Думаю, 2016-й в Уфе бы радостно объявили Годом башкирского кино, если бы это не было столь локальным явлением... В общем, присоединились к российскому; вообще, эта традиция, заведенная Москвой, интересна своей гуманитарной составляющей: Год культуры, Год литературы, Год кино... Может быть, гуманитарные сферы требуют меньших вложений в кризис, хотя кино, в отличие от литературы, штука, конечно, дорогостоящая.

Еще интересно, что не был объявлен просто «Год кино»: кажется, власти решили как-то подчеркнуть различия, отделить российское кино от мирового. Оно, действительно, отличается в интересных нюансах. Я хорошо помню свое впечатление, оставшееся после того, как я «обрабатывал» десятки интервью с кинорежиссерами из разных стран. Это делалось для газеты Московского кинофестиваля. Работа была нехитрой: мне передавали некий обширный кусок текста без начала и конца, обычно это была расшифровка интервью или, скорее, монолога, произнесенного гостем кинофестиваля перед телекамерой. К тому же, переведенная на русский порой довольно бегло. Надо было сочинить под то, что рассказывает гость, вопросы, записать ответы более «по-русски» и более кратко, и вот получалось приличное газетное интервью. Итак, режиссеры, многие из которых — уже классики кинематографа. Люди обычно очень умные, с большим культурным багажом. Их речи интересно читать. Темы, понятно, разные. У российских режиссеров (не уступающих европейцам в интеллекте, таланте и т.д.) превалирует одна тема, и когда ты «монтируешь» пятое интервью подряд, это очень заметно. Они всегда говорят о жизнеподобии, разбирают категорию жизнеподобия: насколько их фильм совпадает с какими-то реальными событиями, ситуациями, явлениями. Скажем, европейцы об этом почти не говорят.

Вот лет пять назад я был в Москве на показе фильма «Сумасшедшая помощь» Бориса Хлебникова. Это было что-то типа киноклуба, творческой встречи: на вопросы зрителей отвечал сценарист Александр Родионов. Вопросы были разные, но больше всего выступающего занимал один факт. В фильме есть некий «плохой мент», который в конце до смерти забивает одного из героев. Такая патологическая личность второго плана. Сцены, связанные с ним, снимали в одном из многочисленных полицейских отделений (тогда еще, кажется, милицейских) где-то на окраинах Москвы. Когда фильм уже вышел, случилась громкая история с майором Евсюковым, перестрелявшим людей в супермаркете. Так вот, майор Евсюков (тоже, в общем, патологическая личность), как выяснилось, служил в том самом отделении, где накануне снимали фильм. Это совпадение казалось создателям фильма даже не совпадением, а знаком его подлинности.

И если посмотреть всё, что пишут о самых заметных российских фильмах, можно заметить, что вот это «требование жизнеподобия» постоянно выходит на первый план. Его даже пытаются нехитро использовать для коммерческой раскрутки: об этом я уже писал в связи с новыми особенностями насилия в школе. Не странно, что громкое ЧП способно породить фильм на его основе: весь мир так делает, вот и Арнольд Шварценеггер, как сообщается, сыграет Виталия Калоева в голливудской картине по мотивам трагедии над Боденским озером. Это нормальная практика. Странно (вернее, не странно, а интересно), когда в окружающей действительности начинают выискивать следы того, что «кино предсказало», «кино угадало», словом, сначала было кино, а потом — по его мотивам — жизнь.

Собственно, таким отчасти был новостной контент вокруг «Левиафана» Андрея Звягинцева, самого обсуждаемого киноскандала годичной давности. Если помните, тогда в прессе даже выступила глава поселка Териберка, где велась съемка, с обвинением, что режиссер опорочил их малую родину. И что же?.. Не прошло и полугода, как СМИ вышли с заголовками: «В городе, где снимали «Левиафан», бизнесмен застрелил мэра, его зама и покончил с собой» (то есть, произошло буквально то же, о чем критики фильма кричали: это вранье, этого у нас не может быть). Правда, речь шла уже не о Териберке, а о городе Кировск Мурманской области, где также снимали ряд сцен...

Даже не знаю, откуда в российском кино такая преувеличенная настроенность на то, чтобы быть «подобным реальности» — настолько, чтобы эту реальность пытаться даже предугадывать. Подозреваю, что дело в излишней сервильности прессы «нулевых» годов. Стремясь не нарушить покой и благостность новой «стабильности», пресса часто добровольно отказывалась от острых тем, повторяя, как мантру, что не надо раскачивать лодку. Функции прессы здесь в чем-то пыталось перенять российское кино.

Но разве это плохо? По-моему, такое кино достойно, чтобы получить свой персональный Год.