У меня был приятель. Я его сто лет не видел. Если он сейчас жив и здоров, то дай ему Бог — еще столько же.
Так вот он, сколько помню, был всегда всем недоволен.
Прежде он был недоволен социализмом.
Сегодня он недоволен капитализмом.
Он был из тех, кто съязвит в самый праздничный день, в самый торжественный момент, в застолье или на официальном мероприятии.
Такой человек всегда нужен.
Такой человек всегда будет.
Нужен безумец, смельчак, юродивый, рыжий на ковре, который крикнет в тишине: «А тиграм в клетке не докладывают мяса»!
Защищал он редко. Чаще нападал.
Раньше от него доставалось Брежневу, кто не помнит, генеральный секретарь ЦК КПСС — кто не знает этой жуткой аббревиатуры, и напоминать не хочу, пусть никогда не узнает. Он плевался в телевизор, когда генсеку вешали на грудь надцатую звезду героя.
Потом его гомерический смех раздавался в адрес других перестарков, занимавших главное партийное кресло вслед за усопшим.
Наступила пауза. Это было выжидание.
Ждал не только мой приятель, что же будет. Каким он будет, этот долгожданный, званный капитализм? Ждала вся страна.
Граждане в недоумении чесали скошенные лбы.
Наступили гласность, демократия, плюрализм мнений и даже, кажется, консенсус. Под прения и словоблудие скончался «социализм с человеческим лицом». Капитализм все не наступал.
Судно треснуло. Галеры начали расплываться в разные стороны.
Со всех сторон раздалась пальба. Перестройка закончилась полным развалом империи, продолжилась перестрелкой и периодом первоначального накопления капиталов.
Приятель молчал. Затем совсем исчез из виду.
Однажды я его увидел на центральном рынке, торгующим березовыми вениками.
Он отпустил бороду. Но очки, очки! выдавали в нем сущность интеллектуала и бывшего инженера-конструктора машиностроительного завода. А за этими очками — глаза! А в них — то ли озорство, то ли громадная тоска ведущего конструктора о несбывшихся проектах.
— А зато мной никто не командует, — с вызовом сказал он мне, хотя я его ни о чем не спросил. — И я никому не подчиняюсь.
На эти березовые веники, но в основном, не только на них, а на другие товары, которые он в громадных клетчатых сумках «а ля Олег Попов» привозил челноком из-за границы, он построил дом за городом. Большой, в два этажа. Или, как он сам определил, двухуровневый, с дорожками, круглыми фонарями над чугунными столбиками вдоль и лужайкой. Ну, там, конечно, для блезиру — грядки: лук, чеснок, горчица, перец — чай, в России живем, а не где-то!
Он себя назвал представителем российского среднего класса. Для убедительности пригласил к себе. Так оно и есть.
Он меня водил по своему дому.
Он выводил меня во двор, на дорожки, которые — жаль! — нельзя было освещать красивыми фонарями, поскольку был светлый день.
Он показывал гостиную, над которой нависал со стены огромный портрет, выполненный местным художником. На портрете хозяин дома был величественным и, судя по всему, сам себе нравился.
Но даже за лакированным блеском красок художнику не удалось скрыть тоску в глазах хозяина дома.
Это была все та же тоска, которую я увидел на базаре в глазах бывшего ведущего конструктора машиностроительного завода по несбывшимся мечтам, по неосуществленным проектам.
Хотя все было в порядке у него.
И удачно выданные замуж дочки.
Но чего-то все равно не хватало. А чего, шут его знает.
Может, не хватало завода, с конвейера которого выходили сотнями сверкающие грузовики и автобусы? Не хватало кульмана в конструкторском бюро? Не хватало большой осмысленной жизни не только ради себя, родимого. Но и ради большого и важного дела, необходимого большему количеству людей — в городе, в стране.
Допускаю, это художник в портрете что-то напутал, лишнего подпустил.
Можно, поставив себе целью, набить карманы. Что там карманы — целые квартиры забить деньгами. Не воришки, не воры, а ворищи это делают, глазом не моргнув. Тоска в глазах появляется, когда их уводят в залы суда и сажают в клетки. Но это — существа из параллельного мира.
Мой приятель не родня им. Даже близко не стоял. Свое благополучие своим горбом заработал. Он сегодня торгует не вениками под навесом — у него свой магазин, простите — бутик. И товар у него не веники — парфюм.
Но почему-то невесел представитель «мидл-класса». И не он один.
Граждане продолжают чесать лбы.