Бунт на корабле, или Что стоит за демаршем «Соды»

Одним из громких событий прошедшей недели стала дискуссия (мягко назовем это так) вокруг памятника природы — горы Тратау (стерлитамакские Шиханы) — и дальнейшей судьбы содового производства в республике. Вообще спор о том, взрывать или не взрывать (гору ради того, чтобы открыть новые залежи известняка), тянулся несколько лет, и нельзя сказать, чтобы это был «тлеющий», «тихий» конфликт. Периодически случались обострения, которые начинала обсуждать вся республика. Иногда эта тема приобретала и вовсе экзотические «повороты сюжета». Помнится, например, что в какой-то момент защитников Шиханов (или отдельные их группы) с какого-то перепугу объявили башкирскими националистами и чуть ли не оккультистами: видимо, из-за того, что те педалировали тему священного статуса Тратау. Или, например, в какой-то момент в идеологическую борьбу вокруг соды включилось высокое искусство. По крайней мере, защитники природы обвинили в продажности режиссера-документалиста, представившего в Уфе фильм о том, какие геологические богатства могут открыться жителям республики, если Тратау все-таки взорвут. Не секрет ведь, что Шиханы — это окаменевшие рифы древнего моря, и в их глубинах сохранились отпечатки доисторических морских существ. Где-то в Германии, разрабатывая аналогичные залежи известняка, умудрились и сырье добыть, и эти отпечатки сохранить, превратив во что-то вроде музея под открытым небом. Германскую историю режиссер и положил в основу своего фильма; может, он сделал это и от чистого сердца, но его заподозрили в работе на «Соду»...

Думаю, в дискуссиях так или иначе поучаствовали все уфимцы, и я тоже постил на своей странице какую-то «степную дыбку»: дизайнер Тимур Сабитов разработал такие плакатики с портретами уникальных насекомых, которым грозит уничтожение, если погибнет Тратау. Там были еще какие-то биологические виды, но дыбка — кузнечик с на удивление симпатичным лицом — показалась мне милей других... В этом оркестре голосов звучало и множество побочных партий; мне запомнилось, например, резонное суждение публициста Михаила Бреслера, мол, было бы ради чего (взрывать гору). Из уникального чистого сырья, без которого, как убеждает корпорация, не обойтись, можно было бы делать много чего хорошего типа заморского «калгона». У нас же идут по пути наименьшего сопротивления, ничего толком не вкладывая и не перерабатывая: берут «голую» пищевую соду и толкают за копейки, в упаковках 50-летней давности.

Так о чем это я. В последние дни спор вокруг горы вошел в заключительную — и самую драматичную — стадию. Стороны решились на открытый демарш. Содовики объявили: риторика о том, что в окрестностях Стерлитамака есть другие месторождения (может, и не такие чистые, и не такие доступные, но надо же и потрудиться, в конце концов) — не более чем демагогия, и пора, мол, с этим кончать. Взрываем гору — и слушать ничего не желаем. В ответ руководство республики не просто определилось (раньше высокопоставленные лица предпочитали находиться «над схваткой»), но и выступило с беспрецедентно жесткими заявлениями. Как говорится — и старики такого не вспомнят. Российские регионы в новейшей истории знали всякое, например, громкие конфликты губернатора и корпораций, губернатора и мэра, и то — это было скорее приметой 90-х годов. Знаменем путинской эпохи стало какое-то викторианское стремление не выносить сор из избы, вести все подобные битвы под ковром, не нарушая внешнее всеобщее единство мнений. Про Башкирию уж молчу: здесь всегда процветали традиции восточного благочестия. Поэтому заявления Рустэма Хамитова в связи с Тратау и «Содой» напрочь выламывались из этой традиции. Напомню, Глава региона заявил, что правительство республики пытались ввести в заблуждение; что на него старались оказать давление; посоветовал корпорации «не ссориться с народом Башкортостана».

Я сейчас отвлекусь от самой сути конфликта и попробую взглянуть на ситуацию немного по-другому: откуда вообще взялся этот могучий «оппонент», эта сила, которая способна едва ли не вступить в открытое противостояние с властью региона? Дело известное — и называется «приватизация госсобственности». И объявляется одной из главных задач государства. И целью ставится передача в частные руки, по сути, всех видов производств, за исключением, может быть, стратегических и оборонных (тут есть своя ирония судьбы: такие предприятия сосредоточены в собственности специальной госкорпорации — «Ростех»; больше всего у нас в республике таких предприятий авиационного профиля — девять; именно они несколько недель назад попали в подчинение Анатолию Сердюкову, которого поставили курировать авиационную составляющую в «Ростехе»).

Если речь не об «оборонке», то все часто проходит примерно по одному сценарию: в регион приходит крупный федеральный игрок, корпорация, и республика с готовностью продает ей госдоли в предприятиях. Ну а что? Считается, что доход, который при этом получает бюджет, раз в 50-100 превышает те скромные суммы, которые капают государству как владельцу пакета акций. Считается, что государство и не должно получать доход как акционер: у него есть налоги, вот пусть предприятие, перейдя в частные руки, и платит эти налоги. Когда-то так пришла в регион АФК «Система», купившая «Башнефть» (то, что сделка спустя много лет была аннулирована, скорее исключение из правил); так приходит много кто: я занимался этой темой как журналист, но список корпораций будет таким большим, что не буду сейчас даже заморачиваться. Ну, например, из последнего: регион радостно продал свою долю «Башинформсвязи» «Ростелекому» (если мы говорим о производствах, то это и завод «Промсвязь»); регион ведет переговоры о том, чтобы продать свою долю «Полиэфа» корпорации «Сибур», и т.д. и т.п. Приходит вот такой «монстр» из области монополий или сверхкрупного бизнеса и начинает потом бодаться с регионом из-за какой-нибудь очередной горы Тратау, потому что ощущает себя, как минимум, в одной весовой категории с властью региона.

История с содовым производством здесь, скорее, даже исключение из правил. Почему? Потому что Башкирии все еще принадлежит солидная доля этого предприятия (38,27 процента), и о продаже этой доли еще не объявлялось. Более того: во всем нашем «сырьевом» комплексе бывшая «Сода» и вновь обретенная «Башнефть» остаются единственными крупными структурами, госдоли в которых вроде и не собираются пока продавать. (В этой связи, конечно, странно, что экс-«Сода» выступает прямо-таки оппонентом правительства региона: правительство ведь может влиять на политику компании и через свои голоса в правлении.) А вот предприятия горно-обогатительной отрасли проданы (корпорации с пропиской в Свердловской области). Металлургия — продана давно (корпорации с пропиской в Челябинске). Лесопромышленность также в частных руках и так далее, и так далее. Любой «монстр» из этих сфер может еще более уверенно, чем частично государственная «Сода», бороться за взрыв какой-нибудь очередной горы.

Тут трудно не вспомнить о том, как все жестко было организовано в советское время. Ситуацию, при которой корпорация могла бы поспорить с регионом, нельзя было даже вообразить. И не только потому, что все корпорации были государственные (на самом деле, степень самостоятельности тоже была разной). Просто все, начиная от директора школы и кончая «генералом» «Башнефти», были партийные, а значит, вызывались на ковер в обком или в ЦК на общих основаниях. Помимо обязательств «по службе», была и партийная дисциплина, и варианта, при котором корпорация (читай — директор, т.е. рядовой член КПСС) конфликтует с властью региона (читай — с обкомом), просто не существовало. Никакая «Сода» бы пикнуть не посмела...

С другой стороны, скорее всего в советское время и не стали бы чикаться с какой-то там экологией, традициями и каким-то общественным мнением. Взорвали бы гору (как полвека назад взорвали Шахтау — не менее уникальную) безо всяких сантиментов: отставить разговорчики, «больше чугуна и стали». Так что — когда было лучше — в СССР с его железной дисциплиной или в нынешней ситуации, когда государству уже как бы ничего и не принадлежит, — это спорный вопрос.