Я с детства мечтал уйти на пенсию. Сидишь себе дома, строчишь свои журналистские байки, а раз в месяц приходит улыбающаяся тетка и отсчитывает скромные деньги, которых с трудом, но хватит на оплату жилья и продуктов. И если не лениться, то на остальные удовольствия вполне можно заработать. Красота, короче. Но днями коллега, тоже журналист, рассказал душераздирающую историю, как он выходил на пенсию, и моя детская мечта тут же поблекла. А случилось вот что…
Моего коллегу обчистили на двадцать с лишним тысяч. Произошло это не в темном переулке, и в его загородный дом не залезали грабители с фомками. Случилось же это в тиши кабинетов одного из отделений Пенсионного фонда, и сделали сие его чиновники с одинаково отсутствующими лицами. Страшные оказались люди!
Коллега мой, как человек скрупулезно педантичный, весьма тщательно подошел к процессу ухода на заслуженный отдых — собрал кучу справок, исходя из принципа «чем больше, тем лучше», приложил к ним наградные удостоверения, знаки отличия, почетные грамоты. Дополнить этот иконостас фотографиями в обществе Горбачева, Ельцина и Патриса Лумумбы помешала его врожденная скромность. Венчала сей парад достижений трудовая книжка, свидетельствующая о том, что мой товарищ честно отпахал на родное государство больше сорока лет — в армии, на заводе, в редакциях газет. Толщиной со второй том «Войны и мира», она ломилась от благодарностей, подписанных командующим военного округа, директором завода, главными редакторами газет и секретарями партийных организаций самого разного уровня. Сгибаясь под тяжестью этой макулатуры, он гордо вошел в кабинет сотрудницы вышеуказанной организации, но его еще месяц, как крестьянскую лошадь, гоняли то за одной, то за другой бумажкой. Наконец чиновница объявила ему, что все документы собраны, и новоявленный пенсионер покинул здание пенсионного фонда, счастливый, как освобожденный по УДО, в надежде, что больше уже никогда сюда не вернется.
В день, когда, по его расчетам, ему должны были принести пенсию, мой товарищ отпросился на работе, надел чистую рубашку, завязал галстук, который в последний раз натягивал в день вручения ему Президентом звания «Заслуженный работник культуры РБ», и стал торжественно ждать. Первая пенсия — это как первая получка, но с той разницей, что первая получка повторяется, когда переходишь на новую работу, а первая пенсия бывает только раз в жизни. Поэтому на столе для такого случая стояла бутылка шампанского и коробка конфет. Всякий раз, когда ему казалось, что во дворе заскрипела калитка, он бросался открывать, надеясь увидеть ту самую улыбающуюся женщину, которая отсчитает честно заслуженные им деньги. В голове даже возникал образ сопровождающего почтальоншу социального работника с букетом цветов и теплыми поздравлениями. Но всякий раз за дверью никого не оказывалось. К четырем часам пополудни его стали одолевать смутные сомнения, которые к позднему вечеру переросли в твердую убежденность, что хрен ему сегодня, а не пенсия.
«Ну да ладно, — подумал мой коллега, как любой многотерпеливый российский гражданин, — видимо, сегодня она просто не успела, значит, завтра придет», — в печальном одиночестве выпил уже теплое шампанское и лег спать. Но почтальонша не пришла ни завтра, ни послезавтра, ни через три дня. Через две недели, холодея от мысли, что женщину могли похитить вместе с его деньгами, он отправился в отделение сам.
— Мне почему-то пенсию не несут, — сказал он чиновнице упавшим голосом.
— И не принесут, — ответила та, не моргнув глазом.
— Почему? — ужаснулся мой коллега, припоминая все свои неправедные поступки, начиная с пятилетнего возраста.
— Так вы же заявление не написали, — ответила его собеседница, — вот мы вам пенсию и не начислили, — и сверкнула улыбкой вампирши.
Мой товарищ бессильно опустился на стул, на миг почувствовав, что из него действительно выпили всю кровь.
— Что же вы сразу об этом не сказали? Ведь я к вам столько раз приходил!
Глаза его шарили по кабинету в поисках осинового кола.
— Вы взрослый человек, сами должны знать, что основанием для начисления вам пенсии может служить только ваше заявление, — холодно отрезала чиновница.
— А я не основание? А бумаги, которые я вам носил, не основание?
Глаза сидящего напротив бюрократа были стылы и пусты. Это был не человек, это была особь.
— Как пишется заявление? — спросил недо-пенсионер, доставая трясущейся рукой авторучку.
— Не надо ничего писать, — ответила его визави с презрением, плотоядно наслаждаясь унижением просителя, — у нас для этого бланк имеется. — И, как заправская фокусница, извлекла откуда-то листок бумаги.
На заполнение бланка ушло меньше минуты.
— Вот теперь, — завершила пытку жрица трудового стажа, — с числа, указанного в заявлении, вам будет начисляться пенсия.
Так моего коллегу обчистили на первые четыре с лишним тысячи, то есть ровно на половину девяти тысяч целковых, которые положило на старость наше щедрое государство.
Как пишут в фильмах ужасов, прошло почти два года. И вдруг, совершенно случайно, мой товарищ узнал, что за звание «Заслуженный работник культуры» ему полагаются социальные выплаты. Оказалось, что все эти два года он должен был получать ежемесячно по 900 рублей! Стоимость трех килограммов свежайшего мяса на рынке. Или теплых китайских кальсон. А если сложить всю неполученную сумму, то уже китайского же, но телевизора! Примерно 600 литров 95-го бензина! 900 буханок хлеба! Или 3600 чупа-чупсов для внучки!
Кипя негодованием, мой ограбленный друг вновь отправился в отделение Пенсионного фонда. На этот раз судьба свела его с особью мужского пола.
— Вы сами виноваты, — ответила особь на возмущенные вопли посетителя, — вы же не принесли фотографию. А без фотографии мы не можем оформить удостоверение, которое является основанием для начисления выплат…
И все те же глаза — пустые и стылые…
Медведев как-то сказал, что не граждане должны ходить к чиновникам за каждой бумажкой, а чиновники сами без всяких напоминаний обязаны обеспечивать граждан необходимой информацией и услугами. Эх, дожить бы до тех лет, когда Дмитрий Анатольевич уйдет на пенсию, и в порядке эксперимента предложить ему оформить ее в каком-нибудь из отделений Пенсионного фонда РБ. Вот бы я за него порадовался.