Уфимцы напуганы новыми убийствами и требуют расстреливать маньяков

Моя прошлая колонка вызвала бурное обсуждение в сети. Естественно, я отношу это не на счет своего текста, а на счет резонансной темы: убийца 11-летней уфимской школьницы уже за решеткой и дает показания, а люди продолжают обсуждать — как это стало возможно. На прошедшей неделе разговоры об этом не утихли, а были усилены новым преступлением в Уфе: жертвой, очевидно, уже другого душегуба стала совершеннолетняя девушка. Едва живую, ее нашли на трамвайных путях на улице Зорге, изувеченную и без одежды. Предполагается, что преступление было совершено в ближайшем лесу, мимо которого пролегал ее маршрут — и не только ее, но и всех, кто живет в элитном квартале за Госцирком. Местные жители снова в панике и снова водят за руку даже взрослых детей — в школу и обратно. Тема «Как бороться с маньяками» не уходит из повестки дня.

Комментарии к моей прошлой колонке не особо отличались от реакции уфимских читателей, отметившихся под другими подобными публикациями. Читатели предлагали радикальные меры борьбы с маньяками. Звучали требования «расстрелять подонка», «а то ведь он всплывет еще, не раз уже всплывал» (имелись в виду прошлые освобождения Александра Валеткина, подозреваемого в убийстве). «Мы его будем кормить, одевать, содержать, а он — предаваться утехам в своих мечтах, и заслужит очередное УДО. Гуманность может иметь предел???» Другой комментатор писал, что «гуманизм должен быть по отношению к нормальным людям, а не к преступникам, попирающим человеческие законы. Законопослушные граждане, коих большинство, должны быть защищены от подонков, не достойных звания человека». В связи с чем предлагалось восстановить высшую меру наказания «для террористов, педофилов и маньяков-убийц».

Можно сказать, что это универсальная реакция уфимцев в эти дни, когда злодейство возле школы № 96, не успев ослабнуть в памяти, почти сразу сменилось злодейством на улице Зорге. Несколько известных блогеров оповестили читателей о том, что подписали петицию на имя президента России с просьбой ужесточить наказание за преступления, аналогичные последним уфимским (проще говоря, вернуть смертную казнь). И не просто оповестили, а призвали: «Даже объяснять ничего не буду, просто голосуем и все! Очень правильная инициатива».

Масла в огонь подлило интервью министра внутренних дел республики Михаила Закомалдина, появившееся на прошлой неделе. Министр говорил честно и правильно — как юрист. Однако он вряд ли учел, что бесстрастные юридические нормы (у Фемиды, как мы помним, завязаны глаза) не будут поняты 90 процентами возмущенных граждан. Естественно, этих граждан интересовало, как обвиняемый, незадолго до того отпущенный под административный надзор все той же полиции, смог совершить дерзкое преступление. Министр обескуражил всех словами о том, что он «административного надзора не нарушал». А что? Юридически так и есть. Александру Валеткину нельзя было покидать жилище с 22 до 6 часов, выезжать из города, плюс надо было постоянно отмечаться у участкового. Ничего из этого он не нарушил, убив школьницу в черте города в 8 часов утра, а после этого даже отметившись в полиции, как положено. «Наказания за прежние преступления он уже отбыл, поэтому применять к нему какие-либо другие жесткие ограничения было бы противозаконным», — мужественно признал Михаил Закомалдин. Мужественно, потому что ему проще всего было бы присоединиться к крикам «Расстрелять!», а не давать такие маловыгодные для главного полицейского признания. Действительно: таких, как Валеткин, законно освободилось, условно говоря, 100 человек, а на охоту к школе вышел один. Всех их заранее расстреливать, что ли?

Но у юристов своя правда, а у людей своя. Неудивительно, что в одном из изданий признания министра озаглавили «Предотвратить убийство школьницы было невозможно», а в соцсетях полно было возмущения и новых призывов к смертной казни. Мол, если полиция не может ничего предотвратить, то зачем оставлять таких людей в живых? Согласно социологическим исследованиям, за восстановление высшей меры наказания стабильно выступают больше половины россиян. Когда «локально» происходит что-то, подобное зверству в Уфе, местные цифры еще выше.

У противников расстрелов немало разумных аргументов (например — о тех, кто был ошибочно казнен за преступления Чикатило), но в такие моменты обычно они не очень слышны. Между прочим, не любят высшую меру и судьи, которых обычно трудно заподозрить в «оправдательном» уклоне. Мало кто знает, но формально смертная казнь остается в УК и других законах. В 1996 году на ее исполнение наложили временный мораторий, и только в 2009 году Конституционный суд официально распорядился не выносить смертных приговоров. На протяжении 13 лет любой судья имел право вынести такой приговор, заставив какого-нибудь нелюдя дожидаться своей судьбы в камере: ведь смертная казнь может быть восстановлена в любой момент (тем более сейчас, когда нормы Совета Европы, послужившие причиной моратория, никого здесь больше не сдерживают). Говорят, что после Беслана судьи были максимально готовы вынести подобный приговор. Тем не менее ни один российский судья за столько лет так и не поддался искушению. Это тоже о чем-то говорит.

Может, потому что судьи осознают некоторую бессмысленность расстрела. В России пожизненный срок фактически равен расстрелу, а 25 лет (предыдущая ступенька наказания) — пожизненному. Ни один пожизненно осужденный еще не вышел по УДО или по амнистии. Более того, «пожизненный» имеет право попросить об УДО только после 25 лет заключения, но никто еще не дожил до этого (проверил, нет: двое дожили до прошения, но им было отказано). Можно подробно расписывать условия содержания в пяти «пожизненных» колониях, кстати, большинство недалеко от нас, и у всех поэтические названия, от которых особенно жутко: «Белый лебедь» — в Пермском крае, «Черный беркут» — в Свердловской области, «Черный дельфин» — в Оренбургской. В общем, желающие могут погуглить. Есть понятие «качество жизни» и продиктованная им продолжительность жизни. И не надо фантазировать о каких-то невероятных УДО. Это дорога в один конец.

Настоящая проблема — маньяки, признанные невменяемыми. Вот здесь все гораздо более туманно. Понятно, что лечение в спецучреждении мало отличается от содержания в спецколонии, только вот «пожизненность» здесь не определена четко, а остается абстрактной категорией. Чаще всего — да, пребывание там более или менее равно остатку жизни, но законодательно это не закреплено. Поскольку официально речь не о наказании, а о лечении, то медучреждение должно выпустить пациента, когда он излечится. На практике врачи обычно понимают, что об «излечении» речи не будет, но теоретически — изверга могут выпустить в любой день. И в других регионах уже были такие истории. Например, новокузнецкий маньяк Александр Спесивцев однажды был уже выпущен как «излечившийся», после чего последовали: четыре жертвы — доказанные, 14 — установленные следствием, 82 — предполагаемые. Снова пойманный маньяк почти 20 лет пребывает в Волгоградской психбольнице, и периодически в прессу просачивается информация, что его готовы выпустить (поскольку у больницы нет задачи наказывать пожизненно). Каждый раз Новокузнецк, куда он собирается вернуться, стоит на ушах и бурлит народными сходами.

Вот кого должно бояться общество — невменяемых, точнее, официально признанных таковыми. Извергов «со справкой». С пойманным преступником «без справки» нет проблемы. Осужденный на пожизненный срок отправляется на смерть ровно так же, как осужденный на расстрел. Если уфимского маньяка (или маньяков, учитывая, что случилось на улице Зорге) признают вменяемыми — можно не опасаться их возвращения.