Такая высокая низкая жизнь

Жил-был один мальчик.

Папа у него был летчик. И не просто летчик, а летчик дальней авиации. Он был одним из тех, кто в первые дни Великой Отечественной войны бомбил Берлин. Мальчик гордился отцом: «Защитник Родины»! Детство его прошло в домах офицерского состава, в гарнизонах от Калининграда до Дальнего Востока его швыряло следом за родителями.

Он рос и становился большим. Когда был пионером, к ним на классный час приходил сам Юрий Гагарин. Правда, тогда он не был первым на планете Земля космонавтом, а был обыкновенным лейтенантом. И мир еще не рукоплескал ему в восторге и гордости. Черно-белое фото, на котором летёха Гагарин и он, пацанёнок с чубчиком, до сих пор желтеет в альбоме возмужавшего и теперь уже постаревшего мальчика.

А в комсомол мальчика, между прочим, принимал не кто-нибудь, а сам прославленный летчик-ас Иван Кожедуб.

В общем, всё и все говорили родителям мальчика, да и ему самому тоже, что у него большое будущее. Что природа одарила его талантами. Что эти таланты нужно реализовать.

Ничуть не бывало.

Жизнь прошла, как не было ее вовсе. Она пролетела, как пролетел его отец на самолете — высоко и стремительно — и ушла в безвозвратную даль.

Мальчик стал мужем. Но про него говорили: несостоявшийся чемпион, несостоявшийся муж, несостоявшийся отец. Впрочем, чего только про него не говорили. Со всеми многочисленными женами он разводился, оставляя им детей и квартиры.

В рынок он не вписался. В 90-е его отшвырнуло на обочину. В нулевые он там же и оставался, голосующий в ожидании попутки.

К 60-ти пенсионным своим годам ничего не накопил. Жил в основном на съемных квартирах, переезжал из одного города в другой, из одной республики в другую. Все попытки притулиться к кому-то и чему-то надежному не увенчались успехом. Молодые жены сами бросали его, не видя для себя с ним никакой социально-бытовой перспективы.

В конце концов, он очутился в такой Тмутаракани, в такой глуши, что ни с какими фонарями его там нельзя было найти. А между тем, если посветить, можно было обнаружить его в сельской школе, в которой он подвизался учителем истории. Для мальчишек и девчонок этот дядя с седой головой и румяным, почти без морщин лицом — древний старик. Когда он рассказывал о войне, взращенное и образованное интернетом подрастающее поколение спрашивало его:

— Расскажите, как вы воевали?

— Да вы что, милые. Война закончилась 70 лет назад. Меня тогда на свете не было.

Но что объяснять детям, которые на вопрос о Великой Отечественной войне с важным видом знатоков отвечали, что это была война на Кавказе… И что на ней о мире договаривались Сталин с Наполеоном…

После занятий в школе он приходил в дом, который ему выделило местное начальство, в звенящей пустоте готовил себе простую еду.

Ночью ему вспоминалось детство и вся его прежняя жизнь без прикрас. Ему казалось, что она и не могла быть другой. Потому что она, как правило, бывает грубой, приземленной. В памяти всплыл неожиданно рассказ отца о Карибском кризисе. Их бомбардировщики тогда бессменно висели над Америкой сутками. Их заправляли в воздухе, и они кружили, кружили. Поразила его в рассказе отца деталь: поскольку в воздухе экипажам смены не было и покидать кабину не было возможности, то ходили летчики под себя — по малому…

— Как же так? — спрашивал он отца.

— А не стыдно и не страшно — мы думали, все равно не вернемся.

Понятно, под крылом самолетов висели атомные бомбы, которые, если сбросить их, ни от летчиков, ни от Америки ничего бы не оставили…

Самое поэтичное во всем этом рассказе были желтые лайковые перчатки, которые выдали летчикам, чтобы руки не потели и крепче держали штурвал. Вот и вся поэзия.

Но все равно жизнь отца — это была другая жизнь, освещенная и освященная высоким смыслом. Это была жизнь мужчины, который растил детей, воевал за Отечество. Кто посмеет его упрекнуть в том, что он обмочился над Америкой? Да и потом, ведь на эту Америку тогда не то, что бомба — ни капли не упало…