Журналистика очнулась на пороге морга?

Профессия журналиста хороша тем, что ты берёшь интервью у интересных людей и, в идеале, набираешься от них ума-разума. Правда, законы жанра не позволяют вступить в спор, даже когда хочется это сделать. Остаётся отыгрываться в колонках... В этом месяце отмечал 60-летний юбилей известный башкирский тележурналист Азамат Саитов, который, кстати, вёл колонки в «Общественной электрогазете» на протяжении года (а книгу, которую после из них составил, так и назвал: «От ноября до ноября»). По случаю юбилея я делал с Азаматом Файзиевичем большое интервью для «Башинформа», которое оказалось полным эсхатологических мотивов. Мой собеседник много говорил о том, что «профессия журналиста исчезает», что серьёзные издания (и целые жанры) уходят, и «возвращается время “СПИД-инфо”». Комментируя этот материал в фейсбуке, главред «Башинформа» Шамиль Валеев написал: «Мне кажется, они там малость загибают», да и меня, признаться, пессимизм старшего коллеги заставил призадуматься. 

Ещё год назад я бы с ним согласился. Сейчас — пожалуй, поспорил бы.

Почему согласился? Несмотря на то, что я работаю журналистом 12 лет, так сложилось, что я наблюдаю за этой профессией немного со стороны — и могу определить всё, что видел за это время, как «отрицательную селекцию». В отличие от отца, целенаправленно пришедшего в «Вечёрку» и на прославленный журфак Уральского университета из дорожных рабочих, а позже ставшего профессионалом высшей пробы, я попал в журналистику как-то совсем издалека. Если вкратце, то по образованию оказался литературоведом (и даже аспирантуру заканчивал), а писательская жизнь с разъездами началась так рано, что на полнокровной газетной работе (зав.отделом) я был даже не помню когда. Дальше начались разнообразные полставки, вынужденные «дистанционки» и прочие формы стояния в сенях профессии. Но под «отрицательной селекцией» я имел в виду не себя относительно отца, а историю, например, газеты «Версия», некогда одной из самых популярных в Уфе. Она погибла из-за попыток быть интересной и честной, по сути — быть изданием со «знаком качества» прежних времён. Нас все обставляли с обеих сторон: коммерческая пресса брала градусом желтизны, и тем зашибала бабки (в то время как мы интеллигентно выверяли каждый факт и каждую букву, боясь назвать «место происшествия» «местом преступления», а то вдруг насильственная смерть окажется суицидом, то есть не преступлением!). Государственная же — гнала нечитаемый официоз, никого (не дай бог!) не задевала, но зато доила бюджет. Обе эволюционные ветви были хуже, чем та, которую избрала «Версия», но выжили как раз за счет этой «худшести» (необъективности, неточности, бестактности, ангажированности, неинтересности...), — в то время как «Версия» погибла. Отрицательный отбор в СМИ я наблюдаю практически во всём (не буду вдаваться в детали), и в этом смысле вынужден соглашаться с Азаматом Саитовым.

Но! В его интервью есть ещё один интересный момент: «Мне повезло, в профессию я пришел ещё при Брежневе, в последние годы застоя, когда в журналистике уже начал зреть протест. Всё дошло до морального кризиса: иные спивались, уходили из профессии, и в целом в журналистике как будто начала просыпаться совесть». Я, естественно, не особо знаком с прессой 1980 года, но хорошо понимаю, что имеется в виду, — хотя бы как литературовед и кинокритик. Когда я писал диссертацию (увы, так и не защищённую) о литературной критике 80-х годов, то было парадоксальное ощущение. Ну, что гласность началась в 1985-м, с приходом Горбачёва, это и дети знают. Но — критика последних, самых удушливых лет застоя («гонка на лафетах» шла вовсю) парадоксально была... не свободнее перестроечной, конечно, нет. Но было ощущение от чтения всех этих текстов, что потом, с наступлением гласности, все как-то немного поглупели. В предперестроечной критике (а также — публицистике, литературе, кино: «Остановился поезд» Абдрашитова, «Тема» Панфилова...) как будто была сжатая пружина, внутренне раздражение, когда и сказать достаточно громко нельзя, но все понимают серьёзность накопившихся проблем, и так дальше тоже нельзя. Более того: пружина уже начала разжиматься, и одряхлевшая цензура её почти не удерживала. Если вплотную заниматься историей кино, критики, литературы (и, конечно, журналистики), то можно обнаружить, что какой-нибудь 1983 год был полон такого подземного гула — при внешнем парадном благополучии программы «Время».

Многие пишут, что сегодняшний день похож на 1983 год, как брат-близнец. Сбитый «боинг», вторжение в Афганистан, беспорядки в соседней Польше. Титул «Империи зла». Монолит пропаганды. Телевизионные страхи ядерной войны. Вязкость времени, экономическое провисание и тихий ропот. Персонажи на трибунах, конечно, моложе Леонида Ильича с Константином Устиновичем, но находятся на этих трибунах почти столько же времени. Подземный гул. То, что выше называлось то «сжатой пружиной», то «пробуждением совести».

Как ни странно, именно на пике разложения в угоду развлекательным жанрам, на пике гнобления всяческого «плюрализма мнений» в вопросах политики и — особенно — геополитики (вы же в курсе, что кто не с нами, тот против нас, да?..), — в журналистике вдруг стало зарождаться что-то интересное. Хотя почему — «как ни странно»? Чтобы пружина стала туго сжатой, ее надо как следует сжимать. А чтобы пациент в реанимации очнулся — долбануть его разрядом в тысячу вольт. Пробуждение совести является одной из форм рефлексии, т.е. осознания разумным существом своего состояния, положения и т.д., см. какой-нибудь учебник... По некоторым публикациям последних месяцев стало складываться впечатление, что российская журналистика дошла до определённой точки, за которой уже началось отрезвление, — может, ещё не отказ от коктейля из развлекалова, бабла и заказухи, но всё-таки уже разговор о сути профессии, гражданском долге и позиции (а уж какой именно позиции — это, как ни странно, вопрос не первой важности).

На днях, например, меня очень увлекла честная, бесстрастная стенограмма очень страстного спора, опубликованная «Комсомолкой». Ксения Собчак бодается с военкором Виктором Баранцом, оппоненты переходят на личности и, кажется, готовы друг друга загрызть, но всё это можно пропустить — ради принципиальных вопросов, которые тысячу лет не звучали в устах журналистов, потому что такая «рухлядь», как вопросы о долге и задачах журналистики, в тучную эпоху им. Андрея Малахова никого не интересовала. А здесь идёт принципиальная дискуссия, которую надо разбирать на занятиях на журфаке, по буквам, — и тоже спорить до хрипоты.

В таких примерно пределах:

Собчак (выдержки): «Пропаганда тем и отличается от журналистики, что она всегда освещает события с одной стороны. Журналистика должна быть объективной и должна освещать любые военные действия, особенно военные действия, с двух сторон... Главное в журналистике — это объективность. И как только ты занимаешь чью-то сторону, даже сторону, к которой ты не равнодушен, ты перестаешь быть журналистом... Я считаю, что как раз долг журналиста состоит в том, что, болея за свою армию, переживая за ту или иную сторону, журналист обязан, если есть информация, поступающая от ОБСЕ, от других источников, обязан упоминать эти источники в своем репортаже...»

Баранец (выдержки): «В сердце журналиста никогда не бывает нейтральной полосы. Это всё сказки о том, что журналист пишет и с той, и с другой стороны... Ксения, наивно требовать от журналиста, который выходит на поле боя, объективности. Объективности никогда не бывает на войне. Журналистика на войне либо по эту сторону фронта, либо по другую... Быть на войне и играть в некую объективность невозможно. Я вам говорю как человек, который побывал на нескольких войнах и который под бомбёжками, под авиаударами сидел и думал, что мне надо написать вот сейчас, когда мою родную армию бомбят. Я был с этими солдатами вместе, я ел с ними одну кашу, когда нужно было, я помогал им воевать. Но я чувствовал себя бойцом этой стороны. И таковым, наверное, буду всегда, когда буду попадать на поле боя. Если я хотя бы заикнусь о том, что надо объективно написать, и о том, что происходит на другой стороне, они меня просто посчитают за умалишённого... Ксения, как вы понимаете работу таких средств массовой информации, которые стреляют в спину собственной армии, собственному государству, собственному солдату под видом того, что они, видите ли, пытаются докопаться до правды? Вам это не напоминает гнусное предательство?»