Чему я пытаюсь учиться у бабушки

Я сдаю тексты колонок накануне дня публикации в «Общественной электрогазете». Так что «сегодня» у меня на календаре понедельник, 16 февраля. Сегодня у моей бабушки, Киры Владимировны Савельевой, день рождения: 92 года. Слава Богу, она встречает этот день в кругу семьи, в трезвом уме, здоровой настолько, насколько это возможно в таком возрасте (плюю через плечо и стучу по дереву). Конечно, очень плохо со зрением (возрастное отслоение сетчатки, которого мало кто избегает после девяноста) — так что сериалы и выпуски новостей она, скорее, слушает; ходит с трудом и редко поддаётся на уговоры спуститься на улицу. В 92 года многое болезненно и тяжело, и мы сочувственно киваем, правда, имея в виду, что вряд ли у кого-то из нас есть шанс вообще встретить этот почтенный возраст. Шутливо подбадриваем, ссылаясь на артиста Зельдина, который песнями и плясками встретил на днях своё столетие, и на которого в «Свинарке и пастухе» бабушка, возможно, ходила смотреть с подругами, — если, конечно, во время войны в их городке на Волге показывали кино и у тех, кто трудился на оборонном заводе, была возможность туда ходить.

Чему учит эта долгая и, не сомневаюсь, счастливая жизнь?

Понятно, что люди того поколения гораздо более закалённые, чем те, кто появился после. Понятно, война. Но они пережили войну 18 — 20-летними (те, кто пережил), и впереди была целая жизнь. Интересная особенность, кстати: эти люди в юности простились с войной, после чего у них была долгая и другая жизнь — семьи, профессии, карьеры, — а к старости именно эта основная часть как бы отменилась, и они вернулись к той же точке: отменилось всё, кроме того, что они фронтовики, ветераны. Некоторые полвека не доставали из коробки ордена и медали, прежде чем их стало принято регулярно носить. Помню, отец познакомил меня с Даяном Мурзиным, и я потом несколько раз бывал у него дома на улице Ленина, даже делал большое интервью (и поражался, что 89-летний Даян Баянович вовсю подливает мне и себе коньячок). Представлять этого легендарного человека не буду, иначе это займёт всю статью, посвящённую не ему, кто хочет — посмотрите в Википедии. Но вот что удивляло. Когда в 25 лет героическая страница жизни была перевёрнута, Мурзин как-то начал с нуля — с нижайших постов в районных прокуратурах, потом всю жизнь — в правоохранительных органах. А дальше сорокалетняя карьера (и солидная: до поста замминистра) была закрыта, как книга, и как бы исчезла, будто её и не было, и Мурзин вернулся к себе 25-летнему: командир большой партизанской бригады, герой Чехословакии, герой Сопротивления...

Но я отвлёкся. Я о том, что за исключением ужасов войны, пережитых в юности, поколению моей бабушки было уготовано почти полвека в оптимистическом ключе, когда жизнь становилась всё лучше, лучше, лучше, и светлое будущее казалось неотменимым. Такой несокрушимый прогресс. Растущая мощь, уверенность в завтрашнем дне, Гагарин-целина-БАМ, паспорта сельчанам, пенсии колхозникам, отдельная квартира каждой семье, мирный атом в каждую хату. Уверенность, что всё так и будет продолжаться, до пределов рая на земле. Конечно, у СССР была и «обратная сторона», многообразная. Но, во-первых, большинство простых людей не сталкивалось с проблемами бóльшими, чем какой-нибудь дефицит (а бабушка всю жизнь была в что ни на есть пролетарской гуще: работала на заводе «Стекловолокно»), а во-вторых, различной рефлексии (в том числе и диссидентской) предавалось уже поколение детей, послевоенное. Поколение фронтовиков же всегда считалось самым твердокаменным, верным идее, социально-оптимистичным и т.д. и т.п.

А дальше — внезапный крах мироустройства, который их массово подкосил. Думаю, что большинство из бабушкиных ровесников ушло всё же преждевременно — в каком-нибудь 1992 году, от навалившейся нищеты, неустроенности, а главное — от растерянности и непонимания, что происходит и почему всё переворачивается с ног на голову. Не самое безобидное открытие, когда тебе под или за семьдесят. Сколь бы ни были необходимы перемены, именно этой категории граждан никто не потрудился что-то объяснить, как-то их подготовить, про экономическую поддержку и не говорю.

В этом смысле бабушка демонстрировала удивительное спокойствие: не помню, чтобы в те времена, когда маленькие пенсии выдавали с перебоями и приходилось закупаться «ножками Буша» на оптовом рынке, она на что-то жаловалась или чему-то ужасалась. Кстати, это у неё я отдыхал в последние дни летних каникул, когда по улицам Москвы поползли танки, и качество тогдашнего телевидения делало ночные съёмки со вспышками коктейлей Молотова почти чёрно-белыми. Кто-то кидался «зажигалками», кто-то ложился под гусеницы. Бабушка не сказала ни слова, спокойно вязала шарф перед телеэкраном, на котором крах империи показывали с утра до вечера в режиме реального времени. Крах партии, в которой она состояла (и даже была парторгом цеха на протяжении многих лет). По этому поводу, кстати, у меня был спор за границей (кажется, в Вашингтоне), на какой-то из презентаций наших переводных книг. Там спрашивали про КПСС: не удивляйтесь, на Западе все слегка повёрнуты на «красных» и «Советах», на всём, о чём у нас забыли на второй день. Когда я ответил, что моя бабушка была на такой работе, то пришлось долго и терпеливо объяснять, что это не политика, не Kremlin&GULAG, а что-то вроде профсоюзной работы, практическая помощь людям, — а бабушка помогла многим...

Но я опять отвлёкся. Да, пожалуй, главный урок, который хотелось бы получить от неё — это терпение и мужество, которые дала ей и её ровесникам «двойная закалка» — в молодости и в пожилом возрасте. (А может, я переоцениваю шок от 90-х годов, и те, кто видел бомбёжки и руины, как бабушка видела разгромленный Кенигсберг, как-то всегда были внутренне готовы, что внешняя несокрушимость может рухнуть в любой момент?) Такая уверенность в собственных силах, когда по привычке скомандовав себе «надо» — бабушка уже способна на всё, — например, требовать в больнице процедуру ФГС, потому что надо по привычке проверять зарубцевавшуюся язву, — к ужасу врача, потому что в таком возрасте «кишку» уже не глотают... Это, конечно, зависит и от характера, но я не помню, чтобы в чём-то она сомневалась и перед чем-то останавливалась. Жизнь по принципу «меньше слов, больше дела». Или «надо — так надо».

С днём рождения, дорогая бабушка.