Как я «писал доносы в Белый дом», или Чем бороться с клеветой

На днях я узнал о масштабах своей писательской славы (ведь когда о человеке распускают сплетни, это свидетельствует о его известности, не так ли?). К приступу гордыни толкнула меня шапочно знакомая журналистка Г. Пользуюсь ее же стилистикой, потому что текст поста в фейсбуке был следующим: «Вчера видела в кинотеатре Родина литератора С. — самого известного и знаменитого из всех местных молодых уфимских литераторов. Но для меня он — всего лишь автор доноса и останется таким навсегда, сколько бы книг ни написал, сколько бы премий ни получил и на сколько бы языков мира ни перевели его книги...» (орфография и пунктуация автора сохранена). Несомненно, вдохновлялась журналистка Г. знаменитым письмом Лидии Чуковской к Шолохову, потому что заканчивалось то письмо почти так же: «А литература сама отомстит Вам за себя, как мстит она всем, кто отступает от налагаемого ею трудного долга. И никакие почести, деньги, отечественные и международные премии не отвратят этот приговор от Вашей головы».

Хоть и далеко мне до почестей, денег, отечественных и международных премий Шолохова, тут я приосанился. Не обвиняйте в мании величия, я сразу узнал, что «самый известный и знаменитый» — это я, поскольку в комментах мою фамилию трепали уже свободно. Журналистка Г. охотно рассказывала всем желающим и нежелающим подробности о черной моей душе: оказывается, я «настучал на другого литератора, который ему (то есть мне — И.С.) не нравится», да не куда-нибудь, а «в администрацию президента».

Следить за полетом фантазии было весело, тем более что излишней впечатлительностью я не страдаю. За десять лет каких только безумств о себе не начитался, в последние годы даже потише (или поскучнее) стало. Например, один уфимский критик уверял читателей уважаемого (не уфимского) издания, что «Новый мир» напечатал мою повесть против своей воли, потому что прославленному журналу выкручивала руки одна уважаемая инстанция. Подобные встряски (которые со временем перестают быть даже встрясками) развивают и здоровое чувство юмора, и хорошую толстокожесть, и вообще, энергия чужой ненависти бодрит. Но тут я вспомнил об одной подзабытой уже дилемме, которая не связана с журналисткой Г. и ее (плюс ее друзей-литераторов) ненаучной фантастикой. Это уже из разряда «вечных проблем», которые затрагивают многих. Если дискуссия получится, то, не исключаю, к этой теме снова можно будет вернуться на страницах «Общественной электрогазеты».

Суть вот в чем. Опять возвращаемся к посту журналистки Г.: посмеиваясь, я все же вдруг начал тревожиться. Посудите сами: люди, которых я так или иначе знаю (в любой профессиональной сфере, в конце концов, все со всеми заочно знакомы), не встречая опровержений, начинают верить свободно звучащим обвинениям: «Я, конечно, всегда в нем какую-то червоточинку ощущал, но чтоб стучал! Неужели фейсам заложил кого?» «Понятно, значит, мои предположения о Савельеве верны... Что ж, история нам говорит, что многие талантливые люди были редкими мерзавцами... Хотя о таланте Савельева я ничего не знаю — не читал ни одного текста и не встречал в продаже». «Обостренное тщеславие творческого человека — страшная штука». «Я тоже жесткая, такое не прощается, особенно человеку, которого Бог избрал талантом: глаголом жечь сердца людей». Ну и так далее. Люди начинают думать, что это правда.

Далее происходит следующее. Знакомый блогер с интересом расспрашивает журналистку Г. о деталях, я нервничаю, мне, естественно, хочется крикнуть: «Все это неправда!», но нет желания унижаться и опускаться до участия в этой ветке обсуждения. Нервы сдают, я пишу этому блогеру в личку и, как дурак, начинаю объясняться: я никогда не писал никаких доносов, никогда в жизни не обращался в администрацию президента (в администрацию главы, как сейчас принято называть, короче, в Белый дом) и т.д. Судя по деталям (искаженным), здесь Г. и ее обиженный друг-литератор переврали историю трехлетней давности, когда десять поэтов и писателей, в том числе и я, подписали открытое письмо — обращение к этому литератору, который как редактор газеты, пишущей о культуре, — поступил непорядочно в отношении нескольких молодых авторов. Тогда был большой скандал, не буду грузить деталями, тем более, что письмо разошлось по сайтам и бурно обсуждалось. Я бы и сегодня его подписал: «Нас беспокоит, что Вы сознательно проигнорировали адресованные Вам вопросы... Обращаясь к Вам, мы надеемся, что Вы разъясните свою позицию, и с вверенным Вам изданием впредь не будут связаны подобные неприятные инциденты. В заключение хотим отметить, что считаем Ваши действия в сложившейся ситуации не только неэтичными, но и непрофессиональными». В своей газете литератор-редактор, конечно, публиковать открытое письмо не стал, хотя какая-то реакция с его стороны в отношении нескольких «подписантов» — наиболее уязвимых — и была (тоже не буду грузить деталями, чтобы это не выглядело как заочная перебранка). Шума было много, в итоге его пригласили в минпечати и попросили впредь быть корректнее с молодыми авторами. Вот и все, конец истории. За давностью лет то открытое письмо превратилось в устах сразу нескольких людей в «донос Савельева в Белый дом», и вряд ли из-за ненарочных (и синхронных) сбоев памяти.

Рассказывая все это, я чувствовал себя дураком. Потому что в личке человек понимающе отвечает мне, мол, да-да, конечно, все ясно, а сам в публичном пространстве продолжает заинтересованно перемывать кости («О боже, и этим занимается администрация президента? Впрочем, очень симптоматично для писателей: в 37-м все тоже строчили доносы. А кстати, донос этого «С» имел последствия?»). Плюнуть на это дело? Но, пользуясь молчанием другой стороны и общей безнаказанностью, тут стали затрагивать не только меня, но и, например, моего отца («Его Виктором зовут? Я помню такого журналиста»). Не плюнуть?..

Это интересная проблема — как поступать с клеветниками. Вступать в диалог — значит, унижать себя. Вставать с ними на одну доску. Представьте величественную Ахматову, которая опускается до того, что вступает в перебранку с критиком Ермиловым на тему, что она не «взбесившаяся барынька» и т.д. и т.п. Бред? Бред. Тем более, если ты не испытываешь особых «нравственных страданий» (не смейтесь, это юридический термин для подобных дел) и, в общем-то, придерживаешься принципа «собака лает — караван идет».

Не вступать в диалог — значит, позволять клевете расползаться дальше, не встречая препятствий?

Есть еще не менее спорная сторона, связанная с судами: там тоже — с одной стороны, пресечение ложных слухов и оскорблений эффективное, а с другой, тому, кто решится ступить на этот путь, обеспечен миллион хлопот, потраченное время, испорченные нервы и репутация сутяги...

Собственно, это не узкий вопрос из серии «новости нашего гадюшника». Он интересен в более широком смысле: ведь сплетни распускают и в быту, и на работе, они отравляют жизнь многим людям, а иные используют их сознательно — как оружие. Что эффективнее использовать в ответ? Гордое молчание или пусть суетливое, но действенное битье по рукам — это открытый вопрос, над которым интересно подумать.