Геронтофилия

...И в батарее в очередной раз кричат: «Живье-ом брать демонов!!!». И я точно – до нюанса, до доли секунды – знаю, какие аккорды музыкальной темы сейчас прозвучат, и когда эту музыкальную тему приглушат, чтобы пустить реплики... Не только потому, что смотрел «Ивана Васильевича» несколько раз – это-то как раз не вызывает такого рефлекторного запоминания деталей, – а потому, что всю последнюю неделю я слышу звуковые дорожки нескольких советских фильмов из-за каждой стены. «Иронию судьбы» Эльдар Рязанов начал с короткого мультика о том, как по стране шагают строем одинаковые панельные дома. Можно было бы еще обыграть и превосходную слышимость в этих домах.

Всю новогоднюю неделю все соседи сидят дома, от нечего делать врубают телевизоры, а на экранах (такое ощущение, что по половине каналов) тоже всё одно: инженер Тимофеев запускает машину времени, друзья провожают Павлика в Ленинград, юная героиня Гурченко борется с бюрократом Огурцовым, а Доцент учит уголовников нормальному языку. Киноклассика, сведенная буквально к пяти-шести фильмам, в эту праздничную неделю – обильней оливье. Сдавшись звучащим батареям и включив телевизор собственный, ты отметишь, что эти фильмы подготовлены к показу в 2015 году дорого и с любовью – в качестве, непозволительном для пленки «Свема» полувековой давности: исчезли все помехи (как под ножом пластических хирургов исчезают морщины у завсегдатаев «Голубых огоньков»), цветопередача грандиозна, как будто снято вчера новейшей камерой... Ты отметишь, что для твоей плазмы, для телеканала HD «Иронию судьбы» дотянули до того, что стало видно подводку на глазах Ипполита. А какие-то черно-белые картины и вовсе раскрасили – до голубейших глаз Любови Орловой, до персиковых лиц Ладыниной или Клары Лучко...

Таких фильмов мало, но они вездесущи, почитаемы и несменяемы, как члены какого-то  кинематографического Политбюро (и кто в нем генеральный секретарь, мы тоже знаем: «Какая гадость эта ваша заливная рыба»); надо сказать, что такой культ складывался не сразу, пусть нам и кажется, что этот «застой» тянулся всю нашу жизнь. Еще лет 20 назад этим «золотым запасом» старались не злоупотреблять: фильм анонсировался за несколько дней, его ждали, усаживались перед телевизором. Лет десять назад наступила пора креатива: активно снимались «фильмы о фильме», начали раскрашивать черно-белые ленты, раскапывать вырезанные сцены, снимать ремейки с циферкой «два». Сейчас же, судя по всему, Политбюро вошло в финальную фазу – одряхления и апатии (vive la 1984 год). Первый канал в новогодние дни тупо, скучно, без проблеска мысли и интереса запускал всё без пауз – «Иронию судьбы» за «Карнавальной ночью», «Джентльменов удачи» за «Иваном Васильевичем»... Ну, попробуйте есть роскошные кремовые розы с торта – без разнообразия и передышки, по пять штук подряд.

Так хорошие фильмы, заслуженно названные вершиной советского кино (впрочем, массового кино, потому что вершины были и другие), оказались странным образом скомпрометированы, и стали порождать какие-то и вовсе неожиданные реакции. Реакция первая – отторжение: не случайно в последние дни встретилось статей пять, где та же «Ирония судьбы» разбиралась на винтики без тени симпатии (с точки зрения «женского вопроса», и так далее). «Переключи, я слышать это не могу», – прозвучало, когда Барбара Брыльска в очередной раз запела голосом ранней Пугачевой. Даже не потому, что банально надоело, а потому, что многие уже не слышат ни музыку гения Таривердиева, ни текст гения Цветаевой, а воспринимают только какие-то свои детские рефлексы из времен, когда за столом со взрослыми было нестерпимо скучно.

Отторжение со стороны нового поколения неизбежно – хотя бы потому, что они никогда не поймут чужой культурный код, а те же фильмы Рязанова – это не голая новогодняя развлекуха (как давно решили в Останкино), а еще и определенный культурный код. Когда лет пять назад сняли ремейк «Служебного романа» (последний залп эпохи ремейков), совсем плохой, кто-то из критиков справедливо попенял: новые сценаристы даже не поняли половину «исходника». Когда Новосельцев читает мымре-Калугиной якобы свои стихи, а она подкалывает – «Не думала, что вы творили под псевдонимом Пастернак», а он изумляется – «Вы это знаете?!» – это ведь что-то значит. Владение стихами опороченного Пастернака, неиздаваемой Цветаевой и т.д. для героев – как система распознавания – «свой – чужой». Новое поколение зрителей старых культурных кодов знать не может, а какое-либо знакомство с ними отрицается как раз беспардонной заезженностью материала. Кстати, по этой же причине сам Эльдар Рязанов очень резко отзывался о традиции без остановки крутить его фильмы «под оливье». 

Вторая реакция – у людей старшего поколения: раз на экране вечный «Иван Васильевич», то, значит, сегодня ничего хорошего не снимают, ну да, мол, понятно, что за времена наступили, кино измельчало, ничего не могут, всё лучшее осталось в далеком прошлом, и т.д. Людей усиленно убеждают, что выбирать можно только между славным прошлым и сегодняшним дерьмом, – что не совсем соответствует действительности, при всем уважении к классике. Да, сегодня тоже создают хорошее, просто другое, что, в принципе, нормально, – и об этом надо хотя бы оповещать. Например: это же смешно, что «Левиафан», прогремевший в Каннах, собравший массу призов и вошедший в десятку лучших мировых картин 2014 года, – все еще не разрешен к прокату в России (и даже не из какой-то принципиальной позы властей: в конце концов, они же его и номинировали на «Оскар» от РФ; из какой-то тупой инерции). Пример неудачный? «Левиафан» не праздник, не комедия? Конечно, не праздник. Но, кстати, как уже говорилось выше, «Ирония судьбы» раньше тоже была не только праздником: по крайней мере, уж не безмозглым застольным рефлексом, в который ее превратило телевидение.