Ярмо главреда

Позвонил коллеге — редактору одной из районных газет. Имени не назову — сейчас объясню, почему. Вы поймете и, может быть, простите меня за это. А то скажете: борцы за гласность, справедливость, сами этой гласности боятся.

Я спросил редактора:

— Как жизнь?

Коллега ответил:

— Спасибо, хреново.

— А что так?

— Да как-то вот так, — пояснил он. — Глава администрации замучил своими придирками. Было бы что путное, важное. А то по мелочам. Журналистов районки ниже плинтуса поставили. Представляешь, по какому поводу он меня к себе вызывает?

— Наверное, за ошибку в статье. Или за критику? За что может глава районной администрации взъяриться на главреда?

— Да если бы! Мы уже забыли, что такое серьезная критика на страницах газеты. Славим, лакируем, возносим. Проблемная публикация — как покушение на устои, нарушение стабильности. Ему шрифт не понравился, которым была набрана статья. А еще то, что портрет его был помещен на второй полосе.

— А надо было?

— На первой. И покрупнее, — с досадой говорил мне редактор.

Мое предположение, что это, возможно, единичный случай, он сразу же опроверг:

— Да если бы так! Эти мелочные придирки стали нашими буднями.

…Намедни был в командировке в одном из городов республики. Зашел к коллегам в редакцию местной газеты. Задал традиционный в таких случаях вопрос: как жизнь?

Получил искренний ответ:

— Очень плохо.

Та же самая история. Теперь уже не глава, а один из его замов утюжит редактора за неосторожно оброненную правду на страницах газеты.

— Причем, ни о какой критике речи нет, — изумляется редактор, — мы просто процитировали выступление одного из чиновников.

Чиновник что-то пообещал гражданам города. Внимательные читатели это обещание заметили и взяли чиновника за глотку: «Обещал? Выполняй!»

В чем грех журналистов? В том, что они дословно передали слова чиновника. Чиновник ничтоже сумняшеся и без всякого стеснения попенял главному редактору на это: не все можно печатать. Хотя мероприятие было публичным.

Слабым утешением был разговор с коллегами о том, что такова журналистская планида, что кресло редактора на самом деле можно назвать ярмом главреда. Еще более слабым утешением — аппеляция к Союзу журналистов. Наш Союз и прежде-то не шибко был замечен в благородной защите прав журналистов перед чиновничьим беспределом. Много ли в республике было судебных заседаний, на которых журналиста отстаивал перед судебными исками якобы оскорбленных газетной критикой «героев» адвокат от СЖ? Далеко не все редакции имеют своих юристов. В приснопамятные, советские времена таким заступником для башкирских журналистов был, помнится, Давид Самойлович Гальперин, ответственный секретарь СЖ. Как много значила моральная поддержка этого человека, простой звонок в непростой ситуации.

И возникает вопрос: почему?

Почему вроде бы образованные, современные ребята, которым республика и люди доверили ответственную работу управления городами и районами, на самом деле иногда проявляют дремучее невежество в отношениях с местной прессой? А ведь они в большинстве своем из последнего призыва, из новой интеллигентной, продвинутой, деятельной команды. А пинают прессу, как цари своих гонцов. Те, правда, казнили их за плохие вести. Нынешние местечковые владыки гуманнее…

Уж сколько раз с трибун высоких и с кафедр пониже глава республики призывал свою президентскую рать к открытой и честной работе с людьми и для людей. А ведь главы администраций и есть та самая президентская рать — самая верная гвардия ему и самая близкая к народу. Ее образ, формат ее деятельности, по большому счету, освещается средствами массовой информации. Это они отражают отношение людей к власти. Газета, радио, телевидение — самые верные и точные каналы, по которым власть может узнать отношение народа. Бить по рукам журналиста — все равно, что затыкать рот оппонентам, которые не нравятся. Да, у репортеров возможны ошибки, возможна излишняя горячность, даже необъективность в критике. Но ведь журналисты тоже работают для людей.