Мой товарищ — журналист. С большой буквы. Таких сегодня — раз-два и обчелся.
Его недавно выдвинули на одну республиканскую творческую премию, называть которую, как и имя моего товарища, не стану. Дабы меня не упрекнули в лоббировании.
Другу моему, если признаться «по чесноку», все эти премии сейчас и за деньги не надь, и даром не надь тоже. Он уже заслуженный-перезаслуженный. Всяких грамот, званий и наград за годы неблагодарного журналистского труда у него полным-полно. Просто так получилось, что он в силу своего человеческого беспокойства и, естественно, профессионального мастерства с начала года взялся за одну очень важную тему: как застраивается и как должна развиваться в дальнейшем наша богоспасаемая столица нашей богоспасаемой республики.
Я его спросил на всякий случай, зачем ему это участие в соискательских бегах за пусть и столь престижной журналистской премией?
— Я не виноват — коллектив выдвинул, — был ответ.
И мы заговорили на вечную тему: что такое журналистика в наше время? Он нелестно отозвался о ней:
— Журналистика, как субъект рыночной экономики, находится в совершенно плачевном, убогом, жалком состоянии. Она не вписалась в рыночную экономику. Журналисты, социальный статус которых в глазах общества так высок, на самом деле влачат в большинстве своем жалкое, нищенское существование.
Я, было, вякнул про то, что у нашего брата есть возможность зарабатывать с помощью рекламных материалов.
— Это — «джинса», не журналистика. Это подёнщина, — прервал он. — А как нам сегодня приходится добывать информацию? Ты посмотри на наших чиновников! Они же сделали все, чтобы оградить себя от контакта с журналистами. Рядовой клерк не имеет права давать интервью, высказывать собственное мнение без всевышнего соизволения своего начальства. Это, видите ли, прописано их какими-то внутренними корпоративными уставами и правилами, чиновничьей этикой. А где же тогда Закон о печати? Как с ним быть?
Город Уфа в творчестве моего друга является главной темой. Этот город им любим. Правда, вслух он об этом не говорит. Более того, критики в адрес столицы — хоть отбавляй. Он Уфе посвятил, по сути, всю свою творческую и житейскую, простите за тавтологию, жизнь. Многие лета трудился в столичной газете «Вечерняя Уфа». Все крупнейшие заводы и все маленькие предприятия возводились при свете его публикаций на страницах «Вечёрки». И теперь, уже на страницах республиканских СМИ он продолжает эту тему.
— У каждого журналиста должна быть своя тема, — говорит мой друг. — Во все времена каждый хороший журналист вёл свою тему. У Гиляровского это была Москва и москвичи. У Аграновского и Черниченко — экономика и село. У Пескова — природа.
И, конечно же, писать надо, вкладывая в тему всю свою душу. Это тоже — непременное условие журналистского труда.
Мы в ходе нашей беседы, конечно же, поспорили, а в некоторых моментах дело дошло чуть ли не до ругачки. Но в этом ничего удивительного нет — у нас всякий раз бодания происходят, когда мы общаемся больше 30-ти минут. Тогда вступают в силу наши разногласия в принципе по отношению к жизни, к человеческому бытию, к земле и людям, к женщинам…
Примирил нас Николай Рубцов.
Кто-то третий, невольный свидетель и участник нашего спора, вспомнил этого русского поэта с трагической судьбой и светлым талантом. Рубцов, конечно, писал о своём, горнем, поэтическом. И обращался к богоизбранным собратьям по перу. Но и нам, смиренным и подневольным репортёрам от сохи на газетной полосе, следует внять высокому наставлению поэта.
Тобой одним не будет мир воспет!
Ты тему моря взял и тему поля,
А тему гор другой возьмет поэт!
Но если нет ни радости, ни горя,
Тогда не мни, что звонко запоёшь,
Любая тема – поля или моря,