Умирать всегда рано

Посвящается Р.В.

Удивительно, но факт: каждая смерть ровесника как бы подкидывает с дивана и заставляет шевелиться. Что-то делать не во благо работы или большой зарплаты, а ради чего-то другого, больше и важнее, например, несостоявшихся дружеских встреч, невыполненных собственных желаний, недообнятых родных... Потому что того Завтра, на которое мы всё откладываем, может и не быть. Вон у него же уже не будет.

С Рустемом Валидовым мы познакомились в 1989 году. Ну, как познакомились... Я услышала, как он поёт свои песни и стала поклонницей его творчества, а он начал выделять меня из толпы фанатов, наверно, лет через пять-десять.

Мы много ездили по стране, поскольку наша Лига начинающих журналистов РБ входила в Ассоциацию клубов начжуров России. И мы колесили вместе то в Чебоксары, то по Золотому кольцу, то в Харьков или ещё куда. И «хедлайнером» нашей башкирской делегации всегда был Рустик.

Он пел в концертных залах в составе музыкальной группы «Время колокольчиков» и давал сольные «квартирники». И всегда его голос звучал мощно и честно. Его песни были полны гражданской лирики, надрыва — настоящий русский рок. Он даже умудрялся спеть гопникам, которые его ловили в начале 90-х за длинный «хаер», фенечки и гитару. Но он им пел и, мне кажется, обращал в свою веру. Ненасилья, добра и честности.

Я не знала, как из «звёзд» местного масштаба люди перерастают в столичных, а то и всероссийских. Наверно, надо было куда-то ехать, чего-то добиваться. К концу 90-х я потеряла из виду Валидова, а новое «Время колокольчиков» так и не появлялось, так и ушло. Как оказалось, насовсем.

Он появился в двухтысячных в качестве телеоператора — и я была ошарашена этим. Казалось, что человек практически зарыл свой талант в землю, ушёл от своего призвания. Он, конечно, был хорошим оператором. Мне рассказывали, что мог снимать практически в любом состоянии, что научил водителя телесъёмке и переманил его в свою профессию. Это всё было хорошо, но не то. И мне казалось, что Рустик тоже это чувствует.

Не знаю, писал ли он что-нибудь в последние годы. Была возможность  послушать его пение живьём на подпольном концерте год назад, но какая-то, безусловно, полезная суета загрызла меня тогда. Теперь слушаю аудиозаписи плохого качества и понимаю, что от своей миссии в жизни сбежать можно. Только воздаётся быстро и сильно. Так что теперь, наверно, Рустик будет на следующем витке своей новой жизни отрабатывать это знание. Мне кажется, именно невыраженность, недосказанность, недоспетость привели к смертельному диагнозу «сердечная недостаточность» в 43 года, хотя я бы назвала это «сердечной переизбыточностью» в отношении него.

Рустика в минувший четверг провожали разные люди, разъединённые группами, но собранные в этот день вместе. Вот его родственники, вот журналисты разных изданий, где работал Валидов; вот мы, уже поседевшие, но всё ещё начжуры; вот rockufa… Всех нас объединил очень хороший человек, память о котором будет жить не только в наших сердцах, но и в его стихах и песнях.

Последняя песня 

Опали, как листья, иголки с ели,

Неужто осень и впрямь наступила.

Неужто скоро по белому по снегу

Дождусь того, чтобы ноги ступили.

Неужто лето замёрзнет в озёрах,

Застынет на ветках, как память о солнце,

Неужто в долгих кухонных спорах

Проспорили лето — гляди в оконце.

Гляди-ка небо дождём на асфальте,

Прислушайся: песня с надрывом на вздохе.

Присели всемером на нары, на полати,

Искали любовь, а нашли только похоть.

Искали любовь, а нашли только мясо,

Спасибо-спасибо, нам такого не нужно.

Ждали дождя — выпала слякоть,

Пели всем миром, да что-то недружно.

Вот оттого-то так всё и напряжно,

Вот оттого-то так всё и натужно.

Спой мне, волчица, песню протяжно,

Выбейте окна — что-то мне душно.

Закройте все двери, раскрасьте их чёрным,

Ровно в двенадцать гаркнет кукушка.

Начали с роддома, кончили моргом,

Да тихо прожили в мирной психушке.

Бредили летом, верили песнями,

Слышали вздохи да жадно дышали,

Глазами на волю, спинами под плети,

Да только от боли глаза закрывали.

Да только от боли оглохли все уши,

Резали пятки о камень измены,

А в пятках, как всегда, прятались души.

Дай мне душу помучить, не корми меня хлебом.

Не корми меня сыто, посоли мои раны.

От чего же, от чего же в этом мире мне так тесно.

Умирать всегда страшно, умирать всегда рано,

Щас спою и пойду — последняя песня.

Опали, как листья, иголки с ели,

Неужто осень и впрямь наступила,

Неужто скоро по белому по снегу

Дождусь того, чтобы ноги ступили…