В понедельник мать-старушка…

Для переоформления автодокументов сыну потребовались справки сразу из нескольких учреждений. В том числе от врачей — нарколога и психиатра. В минувший понедельник направились в наркологический диспансер вместе.

Диспансер расположен почти на краю Нефтекамска. Когда-то на закате советской власти (тогда слово «советская» писали строго с заглавной буквы) там построили детский сад. Но в клятые 90-е рождаемость резко уменьшилась, надобность в детских дошкольных учреждениях стала отпадать. Зато увеличилось количество болезней, смертей, убийств. Народ от внезапной смены общественно-политического строя, скоропостижной кончины Советской власти (впрочем, уже можно было смело писать это слово с прописной буквы) начал терять ориентиры. Крышу сносило. Разум, прямо скажем, у многих помутился. Некоторых он стал вообще покидать. Почти безвозвратно. Психоневрологический диспансер, который долгие годы находился почти в центре города, в нижних этажах жилого дома, переместили в отдельное, прекрасное здание. Детвора, само собой, так и не успела это здание обжить. Вместо детских звонких голосов здесь зазвучал рык и стон душевнобольных, наркозависимых и алкашей.

Впрочем, простите мне это невольное отступление.

Мы вошли в широкий двор, подошли к парадному подъезду. Под знойным солнцем радугой над цветочной клумбой капли из оросительного шланга. Идиллия. Ежели б не унылые фигуры на скамеечке. Двое из которых — молодые мужчины — были явно потенциальными пациентами клиники. Рядом находились пожилые женщины. Они скорбно смотрели перед собой. Молча проводили нас взглядами. В их глазах читался немой вопрос: «Интересно, кто из них сопровождает, а кто собирается лечь в больницу?»

У окошка регистратуры маялась старушка в синем осеннем пальто — это в жару под 30 градусов. Видать, приехала из деревни навестить близкого человека. В руках у нее была сумка, судя по всему, набитая продуктами.

Главный врач Нефтекамского наркологического диспансера Амирьян Хатипович Галиев поведал:

— К нашим пациентам родственники относятся с трогательным вниманием и заботой. Всегда навещают их, несут передачи. Недавно захожу в палату, а там больной с утра пораньше «наяривает» из литровой банки пельмени. Соседи роняют слюни. Вот, говорю, какие замечательные у вас родные. В роддомах роженицы обзавидовались бы. Им бы такое внимание.

Говорил главврач, конечно, с иронией. Но в каждой шутке, как известно, есть большая доля правды. В данном случае эта доля была великой. Ибо велика заслуга родных и близких в исцелении больных от пагубного пристрастия. В дополнение к лекарствам эта забота помогает забулдыгам выкарабкиваться из глубокой алкогольной или наркотической ямы. И еще вопрос, какая из них глубже. И там, и там — бездна.

Из всех родственников самыми верными остаются только матери. Для них 30-ти или 40-летние оболтусы по-прежнему дети. Они — заступницы, троеручицы, ангелы-хранительницы — всегда находятся рядом. Везут за тридевять земель в котомках передачки сыночку, который слетел с катушек и с должности главного инженера крупного уфимского предприятия. Или другому 30-летнему «дитяте», который — не смейтесь, совершенно серьезно! — заболел игроманией в результате конфликтов с женой. Во всяком случае, мамаша на полном серьезе убеждает врачей, что во всем виновата сноха. А сын не при чем. Он — страдалец.

— Их не переубедишь, — говорит доктор Галиев. — Да мы и не собираемся это делать. Понимаем родительскую любовь. Слепую. Но она в данном случае в лечебном процессе наш союзник. Ведь остальной мир отворачивается от пьяницы и наркомана.

Когда у лечебницы возникает фигура старушки с узелком, ее не гонят прочь сотрудники. Это же на порог больницы ступает мать милосердия.