Наверняка вам, как и мне, в студенчестве не хватало средств на самое элементарное. И потому приходилось подрабатывать. А где студенту заработать, если как специалист он пока еще никакой, да и времени у него особо нет — всё уходит на учебу?
Пути лишь два — или по ночам на стройку, или сторожем в детский садик, больницу, школу, кладбище (нужное подчеркнуть). Я соединил оба варианта в одном — охранял стройку. На хлеб с вареной колбасой, слава богу, хватало.
Некоторые из вас могут возразить:
— Автор, а почему ты не пошел ночами разгружать вагоны? Там и платят хорошо, да и комплекция у тебя, хи-хи-хи, позволяет!
С этими же мыслями (дескать, этого достаточно) я пришел ночью как-то на железнодорожные пути, где стоял вагон с мукой и несколько ловких мужичков таскали из него мешки в грузовик.
— Здрасьте! А можно вам помочь? — сходу спросил я.
— Ну, давай, помоги, братан, — кивнул мне толстенький коротышка (или коротенький толстячок, если вам так больше нравится), главный среди грузчиков, видимо.
Я ринулся было разгружать вагон вместе со всеми, но неожиданно остановился:
— А сколько платишь?
Коротышка расхохотался:
— А, так ты за деньги? Нет, так нам не надо. Иди-ка ты домой: здесь у нас давно все поделено и распределено, а за забором еще двадцать таких, как ты, ждут своей очереди с нами поработать.
Мужички смотрели исподлобья, зло, настороженно, будто я отнимаю у них кусок хлеба. Я понял: достаточно одного слова толстячка-коротышки и меня разорвут на кусочки. Поэтому поспешил ретироваться.
Работу я всё же нашел: как упомянул выше — на стройке. Это был строящийся бизнес-центр на улице Кирова. В напарниках у меня числился дедушка, бывший главный инженер одного из заводов Уфы. Честно говоря, я уже забыл, как его звали, но давайте для удобства — дядя Сигизмунд.
С дядей Сигизмундом мы разговаривали обо всем на свете: о политике, погоде, рыбалке, бабах, деньгах, ценах и т.д. Кстати, дедушка был очень честный. Как-то ночью подъехала легковушка. Оттуда вышел шкафообразный гражданин средних лет.
— Мужики, — обратился он к нам, — продайте кирпичи! «Бабульками» не обижу, ясен пень!
Дядя Сигизмунд сплюнул ему под ноги:
— Здесь вам не рынок вообще-то. Проходите, товарищ, не мешайте работать.
Гражданин хотел было что-то вякнуть, но передумал и уехал. Тогда-то я впервые посмотрел на напарника с уважением.
Как-то к нам постучался один из рабочих — Женя, парнишка лет двадцати трех.
— Пустите переночевать? — попросил он.
Выяснилось, что он недавно «откинулся с зоны», как он выразился. Помыкался, устроился сюда подсобником. Жить ему негде. Парень, надо признать, был красивый: широкоплечий, темноволосый, открытое улыбающееся лицо — такие очень нравятся девчонкам, например. И балагур был, и весельчак. Много рассказывал про тюрьму. Он вырос в детдоме, там всё и понеслось и покатилось. Сначала «малолетка», потом настоящая «зона». По какой статье сидел, не рассказывал, но уверял нас, что не убийство. Мы с дядей Сигизмундом смотрели на него как-то настороженно. Вроде, человек дружелюбный, но что-то в нем было не то.
Потом он нашел себе подругу — продавщицу из соседнего круглосуточного ларька. В красках описывал нам, как «шпилил» (по его выражению) ее то на столе, то в подсобке, то среди коробок с быстрозавариваемой лапшой и чипсами. Мы с дядей Сигизмундом смеялись.
Поздно вечером Женя пришел в легком подпитии и рассказал нам, что у его подруги, оказывается, есть ребенок — мальчишка лет пяти. Она позвала нашего товарища домой на ужин, там он с ее сыном и познакомился.
— Сейчас главное — завоевать доверие пацана! — авторитетно заявлял нам Женя.
— Нафиг тебе это надо? — спросил я.
— Да ты что? Не знаешь, что ли, что если ребенок тебя полюбил, то его мать полюбит еще больше, — улыбнулся парень, — потом я к ней перееду, хоть хата будет нормальная и кормежка постоянная. Не вечно же здесь у вас кантоваться!
— А ты ее любишь?
В ответ Женя лишь засмеялся:
— Ага, каждую ночь!
Потом затих, задумался. Неожиданно начал плакать.
— Чего ревешь? — опешил дядя Сигизмунд.
Женя размазывал слезы по лицу, как маленький. В этот момент он не выглядел разбитным фраером, которому море по колено. Сейчас он казался жалким пацанёнком, который потерялся и не может найти дорогу домой.
— Я всегда один, — всхлипывал он, — меня никто никогда не любил. Хочется жить по-человечески. Чтобы теплая квартира, сын, мы бы с ним играли…
— Тьфу, что ты ноешь, как баба! — воскликнул дядя Сигизмунд.
В этот момент я впервые посмотрел на него с неуважением.
Но Женя успокоился.
Через некоторое время он опять что-то натворил (вроде бы даже ограбил этот самый киоск, где работала его подруга) и его снова посадили.
Больше мы о нем не слышали.
А вы говорите «подработка»…