Бредущие по обочине

Жил-был человек. Обыкновенный. Особыми талантами не блистал. Звезд с неба не хватал. Хватало ему для движения по жизни и ясного дневного солнца, и светлячков в сумерках.

Впрочем, особых сумерек в жизни его не случалось. Жизнь текла размеренно и постепенно. В лоб его не била. Да он и сам шибко-то не подставлял его под слепые удары. В общем, шел по жизни с родительским благословением, с аттестатом об окончании средней школы, дипломом нефтяного вуза, ну и, конечно, с Божьей помощью. В которого, к слову сказать, он не верил, поскольку так воспитан был в советской школе. А она, наша советская школа, за 70 с гаком лет воспитала целую плеяду безбожников, которые не то что во Всевышнего, в самого черта не верили и не боялись ни того, ни другого.

Все его считали счастливчиком. Нет, везунчиком. Именно это слово справедливей применить к этому человеку.

Гладкой его дорогу назвать нельзя. Но, в общем и целом, от рождения и до самого XXI века он прошагал достаточно ровно. Где-то сбиваясь на иноходь, где-то шел на рысях. А где-то, чего скрывать, приходилось ползти на брюхе.

На галоп сил, правда, уже не оставалось. К началу века ему было серьезно за 40. Какой галоп? Да и к чему это — приходить к финишу в мыле? Говорю ж, он был везунчиком. Ему и в размеренном солдатском шаге труженика везло, фортуна не отворачивалась от него. В профессии он достиг мастерства. Начинал линейным трубопроводчиком на трассе. Трудился в неведомой глуши, на безымянной нефтеперекачивающей станции. Где-то на стыке Казахстана и России. Они там все были ни свои, ни чужие. Потом стал мастером. Позже инженером. А уж потом его заметили, и не кто-нибудь, а один из руководителей из центра: приехал с проверкой, увидел, что инженер — человек башковитый, ответственный, честный. Таких в столичных офисах днем с огнем искать — не сыщешь.

Москва его сломала. Как гнилой держак от лопаты. Хрусть — и пополам. А там уж наша классика — человек запил.

С работы попёрли. По статье. Номер не запомнил, но в переводе: забудь дорогу обратно. С такой даже в ЖЭУ сантехником не принимали.

Жена, естественно, тоже прогнала. Однажды вечером он пришел домой, а перед дверью — чемодан. В нем вещи — побриться-помыться, зубная щетка, полотенце и фотографии его родителей. Сунул было ключ в замочную скважину, да замки жена заменила. Только пригрозила по ту сторону двери:

— Будешь ломиться — милицию вызову.

Направился к дочери, но там даже чаю не предложили, не то, что переночевать. Молча ждали, когда он уйдет.

Затем была продолжение классики: чемодан, вокзал, деревня. В которой его уже никто не ждал. Родители умерли давно и лежали на деревенском погосте рядышком, мирно и смирно. Не то, что при жизни — с шумом, гамом, скандалами, примирением, праздниками и огорчениями. Отец был труженик безграничный. Пахал, не покладая рук. А когда «отрывался» — это случалось по осени, то всем места было мало. Куролесил, созывал гостей, играл на гармошке и, пьяный, говорил сыну неожиданные слова:

— Завидую тебе, сынок. Ты еще Италию увидишь. Тургенева прочтешь.

При чем тут Италия? И с какой стороны Тургенев Иван Сергеевич с его «Охотничьими рассказами»?

Но оказался прав батя: он и Италию увидел. Правду кто-то сказал: сапог сапогом. Что на карте, что при ближайшем рассмотрении.

И Тургенева прочитал. Запомнилось: «Здравствуй, одинокая старость. Догорай, бесполезная жизнь».

Посидел на кладбище, пролил слезу. Вспомнил, как отец в подпитии разговаривал с ним какими-то загадками про то, что у каждого живущего на земле есть главное дело, главный человек и главное время. Он ломал голову над этими словесами, а отец сам отвечал: главный человек, тот, с которым ты говоришь, главное дело — это дело с этим человеком и самое главное время — это тот час, в который ты общаешься с этим человеком. И называется он — час божьей воли. Каким бы он ни был тяжелым, нельзя предаваться унынию и терять любви к жизни. Это воспоминание успокоило.

Потом человек подошел к дому. Он стоял пустой — никто в нем не жил. А войти нельзя. Дом был продан.

Он был настолько сражен этим обстоятельством, что в тот же день покинул родную деревню.

И двинулся к райцентру. Пешком. Мимо пролетали лихие автомобили. В них сидели в надменные водители. Наверное, счастливчики, наверняка везунчики. Или, как теперь принято называть их, успешные люди. Они мчали на своих красивых автомобилях, уверенные в том, что это навсегда.

Еще совсем недавно он был одним из них. А сейчас шел вдоль трассы по обочине, глотая пыль. И даже не оборачивался. И даже не голосовал.

…На тысяча четыреста каком-то километре трассы М5 я подобрал этого человека. Пока ехали, он рассказал мне про себя и про час божьей воли.