Десять процентов

Когда я была маленькой, мне было очень жалко Альберта Эйнштейна. В своей шеститомной исторической энциклопедии я прочла, что его первая жена была очень сварливой бабой, которая считала, что Альберт занимается ерундой, не в состоянии хорошо заработать и обеспечить семью. Однако такое неверие в собственного мужа не помешало ей прожить с ним в браке около 10 лет и родить ему троих детей. В это время Эйнштейн был никому не известным физиком, и многим действительно казалось, что он мается высоколобой дурью. Правда, вскоре после развода с первой женой он женился на своей двоюродной сестре, и тогда у него, как говорится, попёрло.

Эта история произвела на меня глубокое впечатление, и с тех пор мне встречалось еще много мужчин, которых было жаль, и женщин, которых хотелось ненавидеть. «Хочешь быть генеральшей, сначала помотайся с солдатом по гарнизонам» — вот вроде все знают эту нехитрую мудрость, а как много сейчас женщин, которые в перерыве между гарнизонами методично пилят своих мужей. Вот знакомая моя тиранит своего Захара, что денег мало приносит. Двое детей, живут в трешке, да и Захар не бизнесмен, а простой плотник. Я думаю, пашет он на износ. Ведь знала, за кого выходила. Я все жду, когда он с ней разведется или выпорет. Пока только тихонечко перед приходом домой опрокидывает рюмашку.

Справедливости ради надо сказать, что были и прямо противоположные случаи. Знаю я одного видного мента, видного во всех смыслах — чиновный, мужикастый. Жена его смирная и очень красивая молча терпит от него загулы и побои. Правда, от нее я не жду ничего особенного— скорее всего, он ее убьет или сгноит в кутузке, если та вздумает удрать. Хотя чем черт не шутит…

Глядя на всех этих горемычных, я усвоила важный урок: есть женщины, которые терпят слишком долго — они не любят себя. Есть те, кто не хочет терпеть совсем — они не любят своего мужчину. И есть небольшой процент женщин, которые любят и себя, и мужчину, а потому с одной стороны они уже счастливы, а с другой им как-то удается верить в мужей так, что они в итоге многого добиваются.

Последний вид сейчас встречается все реже и реже. Во-первых, потому, что женщины не научены себя любить. Оно и понятно, откуда нам знать о любви к себе, если нас воспитывали те, кто любил коммунизм и вождей пролетариата. Тогда о себе думать было просто стыдно. Вот и сейчас очень, я настаиваю, ОЧЕНЬ многим женщинам стыдно думать о себе — ходить в косметологию, по магазинам, лежать в ванной, гулять в одиночестве. Поэтому большинство из нас производят впечатление весьма нервных дам. Сегодня только отводила дочку в садик и слышала истеричное ворчание одной мамы: «Сёма, шевелись, шевелись! Быстрей снимай валенки, слышишь? Когда уже научишься маме помогать?!» Смотрю, Сёме-то еще и трех годков нет, да и спит с утра на ходу. Жалко мальчишку. И маму его жалко, видать, так себя загнала, что перестала соображать, от кого просить помощи, а кому ее оказывать. Прямо так и хочется кинуть в нее сертификатом в спа-салон. Mom is happy everybody is happy.

А с другой стороны, научены ли мы любить другого? Нет, слышали, конечно, от коммунистических мам: «Главное, чтоб человек был хороший». Но, по-моему, им самим так часто твердили эту истину, что они говорить-то говорили, да не верили, а потому засовывали нас на экономфаки, на юрфаки, где потеплее да пожирнее. А когда мы с ухажерами в подъезде лобзались, думали, что сказать родителям об их доходе и образовании. Ведь потребуют же отчет, а если не угодит, бейся потом с ними за право на лобзания с «нищебродом».

Поэтому нас, горестных российских барышень, так часто кидает из огня неутоленной жадности в полымя ненависти к себе, и полюбить человека, по-настоящему, вопреки и несмотря, вне всяких сомнений и по всем пунктам — сродни волшебству на новый год, которое можно подглядеть в старых книжках и новых фильмах. Десять процентов. И сейчас, когда моей дочке малюсеньких четыре годика, я думаю, как бы так исхитриться, чтобы попасть в эти проценты, что сказать, чему обучить? И как самой не пролететь?

Есть лишь один ориентир, на который я все больше и больше медитирую. Помните, как в старые времена нормальные родители решали матримониальные вопросы своих дочерей. «Дорогая, что говорит твое сердце?» — спрашивали они ее. Есть, правда, и другой вопрос: «Возможно ли, чтобы сейчас сердце могло говорить, а разум мог его слышать?»