В двух шагах от рая

Сподобился на закате лета, почти на закате жизни стать отдыхающим. На время — на недельку. Самым настоящим курортником. Курорт наш, башкирский. Я о таких только слышал, читал. Называть санаторий не стану, дабы не быть заподозренным в рекламе, в «джинсе». Он и так хорошо известен не только в республике, но и за ее пределами.

Места — божественные. В двух шагах от рая. Вдали за рекой, на горе, на фоне чернеющего леса, поднимающегося еще выше по склонам еще более высоких гор, сверкает золотыми куполами церковь.

Слева от санатория зеленеет островерхая мечеть. Два божьих храма перекликаются в течение дня колокольным звоном и молитвами муэдзина. И этот диалог ведется над нашими головами, над вечным покоем, над тишиной, над роскошными зданиями санатория, над струящейся рекой, над родниковыми источниками, над добротными домами местных жителей, ничем не нарушая и не смущая вечное движение жизни. Ну, чем не рай!

Правда, райские птахи уже улетели. И вместо них дикие утки своими не шибко ангельскими голосами, однако вполне уютными и почти домашними, свидетельствуют о наличии счастья на этой бренной земле. Утки дикие. Но за ними никто не охотится, потому что места заповедные, охота запрещена. И потому они вместе с голубями и нахальными воробьями представляют вполне идиллическую картину: они толпятся стадами вокруг питьевого бювета, вокруг грязе- и водолечебниц, в общем, вокруг всех зданий здравницы, в которые входят и из которых выходят курортники. Они знают, что сердобольные отдыхающие обязательно чем-нибудь накормят. Они важно вышагивают по широким тротуарам-улицам, выложенным красивой плиткой, нисколько не боясь людей.

Сотрудники санатория в фирменных одеждах вполне могли бы сойти за ангелов или архангелов, кабы не грабли в руках, кабы не пилы и топоры, которыми они рубят старые и подгнившие березы.

Я отдыхаю второй день. И мог бы чувствовать себя счастливым, если бы не это странное чувство, которое не покидает меня. Чувство постоянной связи с тем, что происходит за оградой санатория. Жизнь не покидает. Она напоминает о себе. Телефонными звонками, которые можно было бы отрубить одним нажатием кнопки на мобильнике. Но почему-то не отрубаю. Письмами и сообщениями по электронной почте, которую тоже можно было закрыть, как это делают в сельской почте, и не открывать ее, пока не постучат в окно тревожным стуком односельчане. Так было в далеком-далеком детстве, когда к нам домой среди ночи стучал дед Иса. Мама работала на почте. Дед Иса приходил в наш поселок из дальнего хутора, где жил вместе со всей большой семьей, высланной в казахстанскую степь. Его обычно сопровождали двое сыновей – они шли по обе стороны молчаливыми тенями.

— Аня, — слышали мы голос деда Исы, — нужно отправить телеграмму в Грозный.

Мама вставала и шла на почту. Дед Иса был убежден, что если он отправит телеграмму ночью, то никто из чужих не сможет узнать ее содержания. И переубедить его в этом было невозможно. Мама как-то попыталась это сделать, но дед Иса, выслушав ее, все равно оставался непоколебим: «Так лучше будет».

Время от времени, обычно по осени, перед самой школой, родители отправляли нас на хутор, чтобы передать валенки, шапки, пальто, из которых мы выросли, наследникам Исы — детям и внукам. И никто не воспринимал это как оскорбление. Так тогда почти все мы жили, донашивая вещи друг друга.

Да, к чему я все это? К тому, что, может, отключить все телефоны, компьютер, телевизор, из которых несется только одно: «Бирюлёво. Волгоград. Шахидки»? И хотя бы сейчас, на закате лета, почти на закате жизни и уже в начале зимы, хотя бы на неделю почувствовать себя в раю?

Нет рая на земле. Но рая нет и выше...