Если ты живешь в У. с самого рождения, то такие имена как Венера, Марс, Регина или Роза кажутся тебе вполне обычными. Так часто называют детей в башкирских и татарских семьях не только в У., но и вдали от него – во всех уголках этого полуазиатского края. Но стоит где-нибудь на страницах английского или французского романа встретить героев с такими именами, как воображение сгущает вокруг них ореол таинственности и романтики. В мечтах ты уже даешь эти имена своим будущим детям… как вдруг вспоминаешь, где ты живешь, и сколько вокруг таких Марсов и Роз - с раскосыми глазами, смуглой кожей и трогательным акцентом. В этот момент все становится на круги своя, и Венера – это уже не статная женщина с пшеничными волосами, а низкорослая девушка с широкими скулами и цепким взглядом.
Об этом я думаю, когда смотрю на Регину. Во всей ее фигуре и характере чувствуется диссонанс. Она все никак не может решить, кто же она – Царица или девушка из провинции, которая приехала в У. учиться наукам, да так здесь и осталась.
У нее такие чудные пропорции, что когда я впервые увидела ее в облегающем платье, то на мгновение онемела. Тем не менее, она себя ненавидит. Часто она возмущенно хлопает себя по бедрам, и это выглядит, как укор Создателю за излишнюю щедрость. Регина сутулится и втягивает в себя все, что может. Она себя недолюбливает. Может, именно поэтому нам есть, о чем поговорить.
Между нами много общего, несмотря на то, что я – коренная у-ка. К провинциалкам город предъявляет жесткие требования и не дает расслабиться ни на секунду. Всегда есть возможность потерять место под столичным солнцем, и твои родители смогут пригреть тебя только в родных пенатах (ах, как хочется написать неформатное слово!). Но не здесь, не в большом городе. А как приедешь с поджатым хвостом? Вот и впахивают яростные провинциалки между Сциллой и Харибдой на благо расслабившимся горожанам. Они не знают отдыха даже на отдыхе, и всегда обеспокоены тем, что недостаточно хороши для самих себя и окружающих. Меня с Региной роднит то, что моя семья предъявляет ко мне такие же требования, какие к ней – город. А вернее, по чести сказать, мы сами от себя всего требуем.
Однако никто из нас не намерен уезжать отсюда. Мы любим этот город. Столичные штучки наивно предполагают, что это их город, и он любит их так же сильно. Возможно, У. относится к ним, как мать к родным, но несмышленым детям. Однако он знает, что будущее за провинциалками. Они больше работают, цепко держатся за свое место и каждый день доказывают городу свою преданность. В это время аборигенки сонно потягиваются в клубах столичного смога и химических выбросов.
Вся республика питает юными девами эту черную дыру, которая не ведает дна – вокруг полно полей, которые через пару лет застроят душными коробками. Своими деньгами, пропиской, возможностями, связями и развлечениями она притягивает людей, как магнит. Щедро делясь с ними ресурсами, она забирает у девушек душу, которые в итоге становятся похожими одна на другую – одежда из Меги, телефон с тачскрином, планшет и небрежный пучок на макушке. Мы готовы платить собственной индивидуальностью за право быть как все.
Мне неведом выход отсюда. Мы любим эту жизнь, хоть иногда и неудержимо воротит от одинаковых причесок в греческом стиле, длинных юбок с майками, маленьких клатчей и кораллово-мятного цвета. Мне нравится все это, но иногда хочется воскликнуть вслед за Джейн Остин: «Да неужели в Гемпшире нет других девушек?!»