Завтрак художника

Часто дети спрашивают меня: «Почему все писатели, книги которых мы читаем, плохо жили?» Вопрос хороший, и его можно отнести не только к писателям, а вообще, к выдающимся людям. Раньше для меня ответ на этот вопрос был очевидным: не все сразу. Если есть талант, то нет нормальной жизни. И хотя я знала более-менее талантливых людей, в жизни которых все хорошо, где-то внутри я думала, что настоящий гений всегда идет под ручку с жизненными потрясениями и неудавшейся личной жизнью. «Бросил парень? Жди повышения», - цитировал мой мозг «Дьявол носит «Прада», он у меня большой любитель киноцитат.

Я смотрела на книги в своем книжном шкафу и не видела в их создателях благополучных людей. Данте, вечно изнывающий по Беатриче. Федор Михалыч. Чего стоит только одна фраза: «Он был вторым из 7 детей, оставшихся в живых». Пушкин - прожил всего 37, погиб на дуэли. Шолохов… Тут вообще до сих пор сомневаются в том, что «Тихий Дон» написал он, а не какой-нибудь заточенный в подземелье раб. Булгаков, Есенин, Шукшин, Андреев… Куда ни глянь, кто сирота, кто не признан, кто горький пьяница и дебошир.

Я смотрела на них, смотрела на свою жизнь и понимала – творить и делать что-нибудь стоящее можно только под дулом пистолета, когда жизнь беспрестанно бьет ключом, и все по голове. Страдания - это такой внешний раздражитель, побуждающий нас к действию. Сами мы на это не способны, ибо ленивые ж… Ну, да. Мне даже казалось, что все эти несчастливые писатели на самом деле вредны человечеству, потому что всего лишь вымещают свои комплексы и неудачи в свои же произведения, а не учат людей тому, как стать счастливым и довольным. Эти мысли посещали меня в ту пору, когда я очень страдала.

Моя жизнь изменилась, поэтому сейчас для меня стало игрой выискивать счастливые литературные судьбы. Не все были неудачниками. Граф Лев Толстой, Тургенев, Куприн, отчасти Фет и Бунин – счастливые и благополучные, с достатком и семьями, большие люди в литературе. А вот еще Умберто Эко. По большому счету, во всех смыслах счастливый человек, но, по-моему, все-таки псих – ну, не может нормальный человек столько работать. Хотя это я, конечно, от зависти и глупости.

И вот, глядя на «нормальных» авторов, без печати великих страданий на челе, я понимаю – не все так просто. Нет в писательской стезе этой особенной зависимости между мерой таланта и страданий. Не все мученики стали писателями, равно как и не все наркоманы и выпивохи (мы-то знаем, сколько гениев сгинуло в этой пропасти). Но есть в жизни писателя другая зависимость – от впечатлений, которые впитывает авторское сердце, переваривает и выдает в своих книгах в виде своеобразного концентрата жизни. Эти впечатления он может получить в жизненных перипетиях, в собственных недугах и страданиях, а может и в путешествиях, в неустанной работе, не смежной с писательской.

Вспомним, что Чехов и Булгаков были врачами, Чехов еще и школы строил для детей. У Фета было большое имение, в котором он был рачительным хозяином, Бажов в преддверии своей писательской карьеры 18 лет отпахал школьным учителем-словесником. У Льва Толстого была обширная деятельность по улучшению условий для крестьян, Короленко – революционер и борец за человеческие права. Бунин – заядлый путешественник.

Я верю, что талант рождается вместе с нами. Кому-то дано больше, кому-то меньше. Поэтому, если уж не суждено стать «гласом божьим», то не суждено. Но любой талант, как и всякая искра, нуждается в глотке воздуха, во вдохновении. И этим вдохновением для писателя являются впечатления, без них он писать не сможет. Я не бог весть какой писака, а однако ж не могу выдать ни строчки, если не пообщаюсь с людьми, не посмотрю им в глаза, не окажусь в какой-нибудь сложной ситуации. Все это заставляет мой мозг мыслить, сердце – чувствовать, впитывать жизнь, переваривать, а потом выдавать какой-то ответ. Еще Пастернак сравнивал искусство с губкой:

Поэзия! Греческой губкой в присосках

Будь ты, и меж зелени клейкой

Тебя б положил я на мокрую доску

Зеленой садовой скамейки.

Расти себе пышные брыжжи и фижмы,

Вбирай облака и овраги,

А ночью, поэзия, я тебя выжму

Во здравие жадной бумаги.

И в этом смысле сердце любого писателя сродни губке, жадно впитывающей жизненные соки. Там, внутри этого сердца-губки происходят колоссальные «химические» реакции, творящие из свинца золото. Поэтому, когда ученик спрашивает, почему это вся богема перевешалась и перепилась, я отвечаю: «Художнику откуда-то нужно черпать вдохновение. Каждый выбирает источник по себе».