Девальвация мата

Если б Соломоном был я, то на своём кольце я не писал бы: «Всё пройдёт». А написал бы «Всё девальвируется». И это самое золотое колечко, между прочим, тоже. Но теперь не об этом.

Итак, всё девальвируется. Возьмём, к примеру, мат. Когда юнцом, бывало, ты матерился, то это очень смахивало на пижонство. Типа курения папиных сигарет тайком. Во дни моего детства матерное слово было, как боевое оружие. Вот, представьте, приходишь в гости, а там, на стене, висит настоящая старинная шашка. Ты берёшь её в руки, пытаешься повертеть, нафантазировать себя каким-нибудь чапаевым или типа того. А не получается. Шашка-то тяжеленная. И острая, собака. Того и гляди, уронишь на ногу или оттяпаешь себе чего-нибудь по недоумству. Слабо, короче. Ну его…

Вот и матерное слово было чем-то похожим. Веским, сильным, колючим. Не детским.

Первое своё по делу матерное слово я произнёс как-то летом. Был жаркий июль, и мы, «щеглы», совершали тогда свой первый марш-бросок по Тоцкому полигону. По спине и заду бил автомат, по «переду» - болтавшийся штык-нож и подсумок с двумя магазинами. Неумело завязанные портянки в сапогах распоясались и жали-жалили пятки. А голова… А голова была стянута резиновой маской противогаза. Слюна вытекала из распахнутого рта на подбородок и оттуда никуда уже не девалась.

Когда раздались команды «стой» и «газам отбой», мы сняли маски, и нас обдало приятным степным ветерком. Вот это чувство освобождения и конца издевательству было таким мощным и интенсивным, что передать его полностью можно было только одним-единственным словом. Известным как междометие на букву «Б». И оно вылетело у меня изо рта, как шустрая птичка-синичка. Легко и гордо.

Оно, это слово, было тогда Моим. Честно заработанным. Не украденным. Не взятым взаймы. Не найденным на помойке или где там их теперь находят. Даже знать не хочу.

И когда сейчас я слышу, как обоего пола безусая молодёжь (брюзжащим стариковским голосом, с шуршанием, вот так: «эх, молодёшш, хе-хе») не краснея, не пригнувшись, не моргнув, открыто и где угодно произносит на разные лады эти самые пять, по числу пальцев на руке, матерных корней, то меня это страшно коробит.

За что боролись, товарищи? За что ходили по выходным на овощебазы, колупали лёд по субботникам, бегали марш-броски, стояли в очередях, убивали время жизни на каких-то обязательных по форме, но не обязательных по содержанию мероприятиях  и т.д.? Чтоб теперь эти вот подростки нами когда-то с таким трудом и пОтом заслуженные матерки получали совсем задаром? Так что ли, я вас спрашиваю? Ах ты…

Здесь надо бы поставить длинное изощрённое матерное ругательство. Но оно, увы, больше не действует.

Говорю же, «всё девальвируется». И это тоже.