Явдатова эпоха

В минувшее воскресенье схоронили Явдата Бахтияровича Хусаинова. 30  лет правил бессменно уфимской «Вечеркой», воспитал, выпестовал, взрастил, дал карьерного и творческого пинка не одному поколению журналистов, ставших классными писателями, репортерами и редакторами изданий.

На траурном митинге в Доме печати в воскресный сырой день собрались люди, так или иначе соприкасавшиеся с ним на газетной ниве. Даже бывшие его начальники по партийной линии. Вот что самое странное! С какой язвой наш брат журналист, происхождением из советской эпохи, любит вспоминать, как тяжко работалось при компартии. Вот, мол, с каким трудом приходилось пробивать материалы на газетные полосы. И мешали этому они, обкомовские, горкомовские и райкомовские партийные злыдни! А сейчас выясняется, что все-таки делали одно дело. С разных сторон, с разных точек зрения, с разных,  порой самых противоположных позиций и подходов, но - одно: строили города, заводы, открывали звезды, памятники, школы, магазины, шампанское.

Подчиненные называли его за глаза Яша. Я - не из тех. Я - со стороны, издалека и с поклоном, тогда и сейчас: Явдат Бахтиярович.

Поражала его способность, причем, очевидно было, что совершенно естественная, внутренняя, врожденная, – с уважением и по-доброму  относиться к человеку. К каждому по отдельности. Ко всем вместе. К сотрудникам газеты, к разъяренным чаще всего читателям и к совершенно посторонним людям. Один из них – я. И при этом ему была свойственна  абсолютно искренняя убежденность в том, что все вокруг него люди, то бишь, журналисты - талантливые. Да от такой уверенности самый бездарный расцветал и преображался!

Обо всем этом говорили над гробом собравшиеся в воскресный день – друзья, товарищи, коллеги, сослуживцы, бывшие его сотрудники, сами выбившиеся нынче в большие люди, ставшие редакторами и директорами - главными и генеральными. Не все, ох, не все из них сохранили (или имеют) эту способность по-доброму относиться к журналисту. Ибо время - другое. Отношения - другие. Человек человеку – друг, товарищ и брат с частицей (или приставкой) «не». Доброе отношение воспринимается, как слабость. Причем, чаще всего теми, к кому эта доброта обращена.

А еще – умиляла его наивность. Какая-то женщина, положив гвоздики в гроб, вспомнила:

- Когда пришла перестройка и рыночные отношения, он говорил: «Венера, мы будем заниматься торговлей. Но чистыми руками. А меня учил: ты пиши. Только пиши зло. Тебе так идет, когда ты злишься, у тебя статьи получаются яркие».

И газета, конечно, ринулась в пучину рынка. И не пропала, не сгинула. Кто его знает, быть может, спасла ее, в том числе, и святая яшина наивность.

Один из его сподвижников, высокий, красивый, седой мужчина, уже на кладбище, на мокром декабрьском снегу произнес тихим голосом пафосные слова:

- Вместе с Явдатом ушла целая эпоха.

Красивый оратор был прав. И в пафосности негромко произнесенных слов. И в их точности, ибо каждый человек – это, действительно, целый мир, целая эпоха. Прав он и в том, конечно, что назад уже ничто и никто не воротится. В одном, пожалуй, ошибается: эпоха не ушла. Она продолжается. Вместе с нами. Правда, без него, без Явдата Бахтияровича Хусаинова. Как там у поэта? Времена не выбирают – в них живут и умирают.

Доброту оставим при себе. Никому не покажем, чтобы не обнаружить  своей слабости. Талант зароем в землю. Никому не докажем, что он был. Всем до лампочки, что он есть. Стиснув зубы, будем жить дальше. В той же эпохе. Только без Яши. А значит, не такой доброй…