Ниже плуга меня не поставишь

Восьмидесятые годы прошлого – 20-го – века. Давно прошедшее время. Плюсквамперфект. Как ни вдалбливала Сильва Эдуардовна в школе в наши бестолковые головы эту временную форму немецкой грамматики, сколько она ни старалась нам объяснить ее суть, мы (я, во всяком случае, точно) все равно не в состоянии были понять, как это может быть время не просто прошедшим, а давно-давно прошедшим. Ну, есть прошлое – вчерашний день. Он прошел. И теперь он для нас такой же далекий и недостижимый, как Куликовская битва. Есть настоящее – день сегодняшний. Наверное, есть и будущее, то есть день завтрашний. Но он когда еще наступит?!

Мы жили настоящим. Целый день, воистину, как целый век.

Как долго тянется день и как быстро пролетает жизнь. Это не просто фраза. И только теперь понимаешь и сознаешь, что такое плюсквамперфект.

В том, давно прошедшем времени был отец, чьи пальцы пропахли табаком и ногти пожелтели от дыма папирос. Вечный трудяга. Хлебороб. Пахарь. Целину в Казахстане поднимал. Работал на тракторах, на комбайнах. Пахал, сеял, убирал. Ничего и никого на свете не боялся. Кроме мамы, которая, как всякая женщина, всегда была недовольна мужем и считала (справедливо ли?), что он сгубил ее молодость. Вот, тоже еще одна, непостижимая для нашего детского сознания фраза, которую в запальчивости, в гневе произносила мама отцу:

- Ты сгубил мою молодость.

О чем ты, мама? Какую молодость? Мы появились на этот свет, вы, родители, уже были. Как вы могли оказаться молодыми?

А теперь уже шестилетний внук Николай выговаривает моей сестре:

- Баба Люба, можно я тебя буду называть бабушкой?

- Зачем, я же еще не старая?

Пристально всматривается в нее и произносит:

- Но и не молодая…

Так вот, восьмидесятые годы прошлого века. Родители перебрались из села в город на постоянное место жительства. Квартира на шестом этаже. Тишина. Покой. И полное отсутствие занятости. Непостижимое для отца состояние. Он не мог взять в толк, глядя на соседей, как можно целыми днями сидеть на лавке у подъезда и ничего не делать? Работать надо! Ему все время хотелось работать. Он всегда находил себе дело. Когда появился сад, возился в нем. Весной весь процесс посадки осуществлял он. Мама руководила, он сажал. Он мог сухой сучок от малины воткнуть в землю, и потом ягоды на ней краснели до глубокой осени. Да такие крупные, да такие сладкие. Непроросшие семена огурцов, посаженные его руками, всходили и давали такие урожаи, что соседи сбегались по осени.

Как-то мы с братом пригласили отца вместе пробежаться по сосновому бору – благо дело, он находился совсем рядом с его домом.

- Пап, пойдем, пробежимся, пропотеем, - просили мы его.

Он не мог скрыть своего удивления:

- Как пропотеем? Как можно просто так расходовать энергию? Если мужик пропотел, то обязательно после это должен появиться или стог сена, или поленница дров. Или ребенок, наконец…

Последний аргумент нас сражал наповал. Мы уходили в смущении.

Во всем и ко всему у отца был крестьянский подход. Ничто не могло изменить его глубокого убеждения: если человек работает, ничего ему не грозит. И ничего он не может  и не должен бояться. Работающий человек всегда прав. Когда мама ему выговаривала: «Вася, ты бы поменьше говорил про начальство резкие слова», он отвечал:

- Ну, и что это начальство со мной сделает, а? Ниже плуга меня не поставишь. А пахать я умею…