Добрые люди из Верхнего Авзяна

На минувшей неделе православный мир чествовал икону Казанской Божьей матери. Событие, конечно, чисто религиозное, но я впервые увидел, что это настоящий праздник здесь, в Башкирии, в селе Верхний Авзян Белорецкого района.

Поразительные места, удивительные люди! Абсолютно самостоятельные, самодостаточные, сильные и уверенные в себе. Кажется, им никакой власти не нужно – все сами сделают, порядок наведут, живут и будут жить впредь и навсегда.

Они и впрямь живут здесь не одну сотню лет. Это – потомки калужских крестьян, которых силой завезли сюда по воле одного из владельцев здешних металлургических предприятий Евдокима Демидова. России-матушке нужен был металл, а рабочей силы, окромя подневольных крепостных, для этого не было. Вот их-то и нагнали. И еще плененных в битве под Полтавой шведов – они составляли интеллектуальную силу, которая обогатила российскую металлургию европейским опытом. Местный народ, честное слово, сегодня и внешним своим обликом напоминает не просто старорусских, но и медлительных и неторопливых шведов.

Евдоким Демидов ныне почивает в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге. А народ, привезенный им сюда, такое ощущение, и сегодня живет и здравствует, не меняясь.

Так вот, в Верхнем Авзяне, да и не только здесь, но и в соседних селах – Кага, Нижний Авзян, Тукан - народ отмечает религиозные праздники с размахом, сердечно и открыто. Я когда увидал все торжества, единственное, с чем нашелся сравнить их, так это с башкирским праздником Сабантуй. Ведь именно он отмечается широко и вольно, привлекая всех людей всякой веры без исключения.

Вот и здесь чисто религиозное торжество отмечалось почти как светское. Рядом с физкультурно-оздоровительным центром под названием «Добрыня» установили сцену (а может, она давно здесь стоит), с которой выступали самодеятельные артисты из Верхнего Авзяна и окрестных сел, которые приехали поздравить соседей да и самим приобщиться. Народ сидел на деревянных лавочках, смотрел выступления. Если нравилось – подпевали, танцевали, аплодировали. Если нет – деликатно молчали. К концу мероприятия на сцену начали рваться уже разгоряченные праздником певцы и танцоры, убежденные в собственном таланте и желающие порадовать им окружающих.

Вокруг площади коробейники торговали различным товаром, на углях жарились шашлыки. Спиртного я не увидел. Но хмельные были. Впрочем, как сказал поэт, хмельному от радости пересуду нет. Запомнилась женщина, одетая в камуфляж, с гармошкой на груди. Она переходила от стола к столу, от компании к компании, и все щедро угощали ее. Потому что играла великолепно. Зрители даже оборачивались недоуменно на нее, не зная, на кого смотреть и кого слушать – ее заливистую гармошку или артистов на сцене, танцующих под фонограмму.

А из-за высоких деревьев на горе едва заметны были два тонких креста – там, за ними, на высокой горе стояла невидимая церковь. Старинный храм был возведен в прошлом веке в честь иконы Казанской Божьей матери. Мы покинули праздник и поднялись к храму – дело это непростое, надо было идти круто вверх. В храме было пусто. Праздничная литургия закончилась, люди отдали дань внешнюю и спустились вниз веселиться. Молодой священник, облаченный в свои праздничные одежды, казался отроком Варфоломеем с нестеровской картины. Тонкая шея, по-деревенски загорелое лицо и суровый голос, которым он читал молитвы. Рядом стояла женщина и пела.

Запомнилась еще женщина, которая стояла рядом с больной девушкой – очевидно, дочерью – и плакала навзрыд. Храм снаружи огромный, красивый и почти разрушенный.

Нас провожала маленькая девочка в белом платочке. Она вышла следом из храма, смутилась перед объективом фотоаппарата. На мой вопрос, как тебя зовут, ответила просто:

- Я Анюта Кудряшова из Учалов. В этом году в первый класс пойду.

На ограде висел длинный плакат, сбитый ветром. Надписи не  разобрать. Я развернул его: «Вокруг столько добрых людей. Храм разрушается. Восстановим его».

Добрые люди веселились внизу.