Усталость от себя – не усталость

Не понимал раньше нашего Михаила Чванова. И год назад, и два десятилетия, когда он в своей вежливо-сердитой форме отказывался от предложения поучаствовать в очередном телеэфире. Иногда даже раздражение подзуживало непомерную журналистскую амбицию: мол, возомнил себя выше всех гений современной русской словесности… Нынче же каюсь за столь неблаговидные мысли! Уж простите меня великодушно, Михал Андреич, не прав был! А начал понимать Вашу закрытость от всех нас, как мне кажется, только теперь. Когда сам почувствовал первые признаки некой усталости от прожитых дорог, понимания очевидного, прописанного мудрецами в ветхих книгах задолго до нашего дня.

Странное дело: у нас не любят в одинаковой мере глашатаев и грешников. Наверное, это оттого, что и те, и другие, в отличие от большинства, искренны в своей убежденности. Проще, конечно, быть в стороне от необходимости какого-либо действия: в этом случае совесть будет дремать до прихода вечного сна. А то, что душевного комфорта в тебе нет – не беда! Это, мол, все - слюнявая мнительность, которая в наш энергичный и расчетливый век не красит портрет идеального современника. Соглашусь отчасти. Лишь отчасти. Потому как никто не отменял правоту мнения: «Я мыслю, а, значит, существую!» Лично мне ближе другое: все, что было со мной – мое.

Предназначение журналиста – не только разговоры разговаривать, как весьма прямолинейно понял мои прежние слова один из посетителей сайта «ОЭГ» с откровениями колумнистов. Вовсе не так. Это лишь особенность ремесла. Соглашусь, что тот, кто занимается нашим делом, сам далеко не есть идеал. Он, во-первых, лишь продукт своего времени. Во-вторых, понимание истинной значимости профессии для иных приходит с годами, когда особой востребованности в тебе уже нет. Оттого я и не знаю счастливого судьбой собрата по цеху, который мог бы сказать: ухожу из профессии, потому как сделал все, чего от меня ждали…

Помню чувство одиночества, когда неожиданный резонанс имел рядовой по нашим меркам телевизионный репортаж о коррупции в высших эшелонах башкирской власти. Тогда, после показа небольшого журналистского расследования о «Чудо-городке» в одном из уфимских пригородов, в отставку добровольно ушел высокопоставленный чиновник. Ушел честно, по-мужски. Но его окружение, лишившись материальных благ и сладких должностей, пригрозило мне местью. В то же время их политические оппоненты, выигравшие в результате неожиданного для них журналистского выступления, радостно потирали руки, народ бурно обсуждал скандал на кухнях. Мне же было не до них: пострадавшие чиновники обещали ударить чужими руками по самому больному – по детям. Судьба журналиста после сенсации уже никого не интересовала – ни власть, ни общество. Спасибо хорошему человеку-бизнесмену, который, не задавая лишних вопросов, приставил временно к моему малолетнему сыну охранника. Каждое утро я провожал взглядом их, идущих в сторону детского садика. Там бывший спецназовец, переехавший в Уфу из Узбекистана, сидел в небольшой комнате весь день, вечером сопровождал ребенка до квартиры, молча кивал головой до следующего утра. В душе в те дни жила пустота, выбранное однажды ремесло уже не казалось подарком судьбы. Через месяц острота угрозы, к счастью, спала. Вот так мы, журналисты, порой, «разговоры разговариваем»…

И все же Михаил Чванов дал согласие как-то на интервью. Беседовали мы с ним на балкончике Дома-музея Аксакова, святом для писателя месте. Усталый взгляд собеседника приоткрыл для меня очевидную вещь, которую я до той минуты, видимо, не понимал: каждому из нас отмерено свое. И от того, насколько ты останешься честен перед собой, зависит многое. Пусть тебя не поймут или же не примут другие, делай то, что считаешь смыслом жизни. Или же плыви по течению, но не ропщи потом, что даже осудить себя будет не за что. Прав ты или нет, однако этим ты жил. И тогда, думается, усталость во взгляде кем-то будет, возможно, понята…