Я в весеннем лесу…

Весна нынче пришла как-то незаметно. То ли причина в нашей политической замороченности от последних недель, то ли лирика в душе пропала. А, может, истинно и то, и другое…

То, что мы стали прагматичнее – факт, полагаю, бесспорный. Себя не раз ловил на том, что нет прежнего необъяснимого желания вырваться в ближайший лесок, запалить костерок да посидеть часок-другой на фоне пробуждающейся в послезимье природы. А раньше такие позывы, признаюсь, возникали. Правда, времени на откровения души с собственным «я» не было и тогда, но ведь мечталось! А сегодня и в мыслях нет подобного…

И не в возрасте здесь, считаю, дело. Наоборот, каждый, чем ближе к Богу, нуждается в недолгом одиночестве для осмысления пройденного. Понятно, что все мы – не без греха. Для того и нужен некий процесс очищения. Но бег времени, в который вовлечены без разбору – и стар и млад – не оставляет свободных минут для исповеди перед собой.

Более молодым сегодня это не нужно и вовсе, вроде как. У них свой пульс бытия, в который впрессованы и виды на поиск места под солнцем, и радости каждого нового дня в виде соблазнов цивилизации, мелкие удачи и гипертрофированные проблемы одновременно. Нет среди них нынче чудаков, что с томиком Есенина пойдут в березовую чащу познавать красоту бытия. А жаль.

…Я его встречаю иногда на политтусовках или поблизости от них. Этот, внешне неприметный, человек с ласковым взглядом и тихим голосом был в свое время для нас весьма грозным авторитетом. В силу должности, естественно. Он тогда многое мог: его мнение было приговором или первой ступенькой в карьере каждого из нас – снимающих, пишущих, говорящих. И сегодня, когда сталкиваюсь с ним на одной уличной тропке, стараюсь прежде вдумываться в каждое свое слово. Силен, однако, инстинкт самосохранения! Когда был молодым и безбашенным, особенно-то его не опасался. Позже понял: зря. Опыт политического интригана довольно легко справился с задором и искренностью молодости. Сделал нас, старец, что называется, одной левой. Он и нынче в обойме того поколения, которое пытается держать происходящее под контролем. И на почетную завалинку, хитрец, похоже, не собирается. А вот другой его коллега, более прямолинейный в своей злости ко всем от него инакомыслящим, в маниакальном стремлении быть рядом с властью как можно дольше, тихо ушел на какой-то запасной аэродром. Может, яд копит? А он у него - ох какой смертельный!

Моему поколению выпала непростая судьба – стать своеобразным буфером между теми, кто ушел, и теми, кто их сменил. Знаем о первых многое, понимаем, отчасти, стратегию нынешних. Но вот парадокс: если тех мы раздражаем своим присутствием в зоне активного существования, то вторых настораживаем косвенной причастностью ко дню вчерашнему. Увы, такова наша карма - некой переходной прослойки. Людей, еще не отошедших от дел к безмятежному философствованию в весеннем лесочке.

Между тем, у нынешних двадцати-, тридцатилетних нет особого интереса ко всему минувшему. Оно и правильно: они живут делами сегодняшними, в большей степени завтрашними. То, что были локальные революции пару десятков лет назад на местечковом уровне, их интересует лишь отчасти. Разве что для самообразования. И, возможно, лишнего подтверждения вечной истины о том, что революции задумывают идеалисты, осуществляют фанатики, а… Продолжать дальше не буду, концовка общеизвестна.

На днях пообещал хорошему неместному человеку свозить к инзерской стремнине на форель. Решил: пока он будет удовлетворять страсть заядлого рыбака, посижу у огня с кружкой дымящего от костерка чая. То, что никак не могу позволить который год. Переживу, наконец-то, момент единения с собой. И поругаю себя, и похвалю, может, даже за что-то. Ради таких минут после того можно терпеть еще год. Скажем, до следующего пробуждения весеннего леса. 

Но это уже лирика. Которая сегодня, увы, не в моде…