Чему мы удивляемся накануне Года литературы в Башкирии

С наступлением Года литературы некоторые даже поздравляют. Впрочем, наверное, это логично: весь 2014-й «именинниками» ходили работники культуры всех мастей, и без дела, действительно, не сидели; СМИ только и успевали сообщать, как районы республики передают друг другу штандарт Года культуры, а артисты — эстафету «Творческий вызов». Что-то подобное теперь предстоит пережить писателям (правда, никто не знает, что). С этого незнания, пожалуй, и начнем:

1. Писатели чего-то ждали, но ничего не дождались. По крайней мере, пока. О том, что 2015-й в России (а значит, и в регионе) объявят Годом литературы, стало известно, на самом деле, еще в конце 2013-го: об этом объявил глава государства на так называемом «Российском литературном собрании» — странном мероприятии, куда экстренно и немного хаотично зазвали чуть ли не тысячу литераторов (прилетев, я обнаружил, что из Башкирии нет никого: в наш союз писателей, кажется, даже забыли позвонить). Широкая публика этого заявления просто не заметила, что логично: вряд ли сейчас многие читатели в курсе, что на сборе примерно такого же формата Путин недавно объявил 2016-й Годом борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Но писатели, конечно, помнили, и на протяжении этого года несколько раз поднимались по команде «В ружье!» для встречи с главой республики (соседи-губернаторы проводили таковые с августа), которая потом благополучно отменялась. Так, безо всяких встреч и довольно буднично, 3 декабря был подписан указ об объявлении Года литературы. Каких-то концептуальных заявлений еще ожидали через неделю после этого, на торжестве в честь 80-летия Союза писателей РБ, — но президент там не появился, программных речей не прозвучало, и вот те, кто по роду деятельности связан с литературой, вплывают в 2015-й, так и не услышав, какие сверхзадачи республика, собственно, наметила себе. Понятно, что это только «оргвопросы» и официальщина: к самой писательской работе все это не имеет и не может иметь отношения. А вот если бы были дельные мысли по развитию чтения — это было бы неплохо.

2. И все же продолжим про «оргвопросы»: буквально накануне почти все журнальные площадки, на которых и существует литература Башкирии, были экстренно «оптимизированы», то есть отправились вслед за районками в новообразованный холдинг на базе газеты «Республика Башкортостан». Надо сказать, что такого поворота не ожидал никто. Мы думали, что если наши толстые журналы (башкирская «Агидель», русские «Бельские просторы», двуязычный «Ватандаш» и другие) и будут сливать, то в какое-то отдельное предприятие, просто потому, что специфика у них совсем другая, не СМИшная. Работа этих журналов близка, скорее, к сфере книгоиздания, и вообще полна различных особенностей, о которых люди со стороны и не подозревают, например: толстые журналы банально тяжелые. Почта же оценивает свою работу «на вес». Подписка оказывается очень дорогой: раньше наши «толстяки» еще как-то держались за счет субсидий, в то время как цена полугодовой подписки негосударственных аналогов (хоть «Нового мира», хоть нелитературной «Науки и жизни») уже «убежала» за две тысячи рублей. Теперь субсидии урезают, и литературные «толстяки» спасаются только подпиской в редакции, которую оформляют многие читатели, чтобы не переплачивать почте втридорога. Как будет вестись такая подписка в условиях юридической несамостоятельности (когда ни бухгалтерии, ничего) – бог весть. Остается надеяться, что литжурналы это переживут.

3. И чтобы уж закончить с официальщиной: в уходящем году приятно удивил всех Союз писателей Башкирии, десятилетиями имевший репутацию организации, которой «больше приходится заниматься печальными похоронными делами, чем самим литпроцессом» (так сказано в статье, размещенной на сайте самого СП РБ; там же назван средний возраст членов — 70 лет). Обновив руководство на весеннем съезде, СП вдруг принял в свои ряды полсотни человек, треть из которых — молодежь (до 1990 года рождения включительно). Впрочем, при таком широком замахе «удара» пока не последовало: новых смыслов сформулировано не было (на вопрос, зачем же нужен Союз писателей в постсоветских условиях, могут ответить далеко не все литераторы). Но новое правление хотя бы начало искать ответ на этот вопрос.

4. События «около литературы» затмевают саму литературу, как это и было всегда: желтая пресса который год не может забыть «уфимских поэтесс, раздевшихся во время чтения стихов», мало интересуясь при этом собственно творчеством. Закономерность эту лишний раз подтвердила история уфимского поэта Камиля Валиуллина (псевдоним Камиль Гремио). С его захватом в плен на территории воюющего востока Украины был связан, пожалуй, самый громкий всплеск интереса прессы в 2014 году; интерес этот подогревало и присутствие в истории медийных персон — Захара Прилепина и Людмилы Улицкой. Позволю себе ремарку об Улицкой — все-таки наша землячка (родилась в эвакуации в Давлеканово). Пару недель назад она лишилась поста вице-президента Русского ПЕН-центра (российского отделения международной организации, защищающей писателей по всему миру) — по сути, коллеги обвинили ее в том, что она превращает ПЕН в политическую организацию. Многократно уличенная в симпатиях к оппозиции и к Украине, писательница в уходящем году попала во все списки «нацпредателей» (баннер с карикатурой на нее даже висел на Новом Арбате), во все сочиненные телевизионщиками перечни «друзей хунты», и т.д., и т.п. И никто почему-то не заметил историю с уфимским поэтом, когда Людмила Евгеньевна (кстати, как раз в качестве вице-президента ПЕНа) боролась за освобождение человека с противоположными политическими взглядами, за того, кого украинские СМИ объявили «российским террористом».

Возвращаясь к Камилю: сама его поэзия играла во всем этом информационном шуме настолько второстепенную роль, что журналисты даже не могли найти его стихи — в два клика — на сайте «Бельских просторов», хотя сбивались с ног и обзванивали всех; единственное его поэтическое выступление после освобождения (на площадке литобъединения БГПУ) внимания не привлекло. Литература оказалась хороша лишь как гарнир: вот митинг поэтов с требованием его освобождения, который был согласован, проходил возле памятника Мустаю Кариму под охраной полиции — там да, телекамеры нацелились на чтение стихов.

5. И последнее наблюдение: во втором полугодии 2014-го мы увидели угасание публичной литературной жизни (хотел написать «почему-то», но о предчувствии этого говорилось еще весной. В новом сезоне не стартовали ни «Поэтические боксы», которые несколько лет собирали залы в Уфимской академии искусств, ни знаменитые поэтические слэмы, привлекавшие не меньшее количество зрителей: раньше их традиционно проводили в художественной галерее Х-МАХ молодежные журналы «Гипертекст» и «Персонаж». Может быть, это затишье перед тем, как родятся новые формы литературного процесса: хотелось бы в это верить.