Как уфимец почувствовал себя Львом Толстым

Закончился Пятый Фестиваль русской книги во Франции, и мне, как и нескольким другим ребятам из пула «молодых писателей» (эту устоявшуюся формулу используют для того, чтобы определить делегатов от всероссийской премии «Дебют» на такого рода мероприятиях), — посчастливилось в нём участвовать. Именно «посчастливилось», потому что иначе встречу с почти весенним Парижем (погода примерно апрельская, разве что зелени ещё нет) не назовёшь.

Но обо всём по порядку.

В письмах, которые организаторы рассылали будущим участникам, это событие называлось более громоздко — «фестивалем русской и русскоязычной литератур», что означало, вероятно, наличие на стендах книг, созданных писателями из бывших республик СССР и национальных республик России. Действительно, среди гостей был, например, Чингиз Абдуллаев — известный автор детективов родом из Баку. Вообще же «звёзд» от литературы, тех, чьи имена знакомы абсолютно всем, в этом году было не так много: вспоминали, что в прошлый раз полные залы парижской публики собирали Акунин, Улицкая... Сейчас же до Франции добрались далеко не все «топовые» авторы: например, в последний момент из-за форс-мажорных обстоятельств отказался от поездки Захар Прилепин, но его в графике выступлений удачно заменил Евгений Водолазкин. Его роман «Лавр» недавно собрал целый букет престижных премий и стал настоящим бестселлером.

Вообще же фестиваль выглядел примерно так: литературная публика, ученые-слависты, издатели и читатели оккупировали часть здания мэрии на площади Пантеон (о роли мэрии дальше), в фойе и коридорах была развернута бойкая торговля книгами русских писателей, переведенными на французский язык (были и «оригиналы», то есть сами российские книги, заказанные из Москвы), а в залах проходили презентации и круглые столы на такие, например, темы: «Новые переводы Анны Ахматовой». Или «Русское влияние на французских писателей». Или целый блок дискуссий, посвященных образу Санкт-Петербурга в литературе. В последний день фестиваля торжественно вручали премии французским переводчикам — тем, чьи переводы русских книг в 2013 году международное жюри сочло наиболее достойными.

Мы, делегация «дебютантов» (в неё входили Алексей Олин, прозаик, «в миру» врач-реаниматолог из Питера, Анна Лавриненко, юрист из Ярославля, Алиса Ганиева, журналистка из Москвы, и автор этих строк), представляли небольшую серию наших книг на французском, выпущенных парижским издательством L’Aube (оказывается, это читается «Лёб», а не «Эль Аубе», как я изящно произносил на выступлениях поначалу). И что в этом было самое интересное. Во Франции считается нормой издать отдельной книжкой, например, небольшую повесть, или подборку рассказов. Никто не гонится за «кирпичами», как это принято у нас, когда нельзя себе представить роман объемом меньше 100 — 150 «вордовских» страниц (не буду грузить читателя авторскими или учетно-издательскими листами).

Тут можно углубиться даже в такие исторические дебри, как то: есть версия, что решающее влияние на формирование западного романа (в виде такой развернутой новеллы, но уж точно не многословной «эпопеи») оказал... клей. Да, качественный клей, который еще чуть ли не век назад позволил европейцам делать не слишком толстые книги в мягких обложках, – и они при этом не разваливались после первого же прочтения, их можно было ставить на полку, то есть так можно было издавать качественную литературу, а не только бульварное чтиво... Другой переплет, более крупный шрифт: различие «культурных кодов» всё же очень бросается в глаза. В серии L’Aube, например, издана моя повесть «Бледный город» — и симпатичная такая получилась книжка.

Но вообразить эту книжку на русском я не могу, потому что этого не может быть. В сборнике с другими повестями, в антологии с другими авторами, как угодно, — но не отдельной книгой. И ничего удивительного в том, что журнальной публикацией десятилетней давности («Новый мир», 2004, № 12) всё с «Бледным городом» и ограничилось. И наоборот — мой вполне «книжного» формата роман «Терешкова летит на Марс» (перевод назван «Русские летят на Марс») в французском варианте показался таким увесистым томом, как будто это писал Лев Толстой. Цена, кстати, соответствующая (17,20 евро, то есть примерно 800 рублей). Но это просто забавно: разные традиции книгоиздания, и, может быть даже, разные традиции литературы.

Я обещал вернуться к мэрии. Так вот. Во Франции совершенно нормально, что небольшой по местным меркам фестиваль (в конце концов, что властям Парижа — современная русская литература?) проводится на такой площадке и на таком уровне, хотя у нас что-нибудь подобное загнали бы в какой-нибудь подвальчик. В уфимской прессе даже активно склоняют выражение «Культурное подполье» применительно к презентациям наших книг и литературных журналов, которые проходят, действительно, в подвальном помещении — в галерее «Х-Мах» на проспекте Октября.

...Но, кстати, это же через дом от мэрии Уфы. (Подумал я вдруг.)

Так что Париж вот-вот догоним и перегоним?