Архиерейский вор сидит за партой

Случилась у меня на днях встреча. Гуляла я, как обычно, в выходные дни с детьми в ближайшем к дому городском парке. Присела на скамеечку и умилялась детской игре, осеннему солнышку, и такая постигла меня благость…

А тут появился он, бывший одноклассник. Ну, очень, оговорюсь, бывший, так как учились мы с ним вместе всего до четвертого класса. Потом Вадим куда-то пропал. Никто, по-моему, из моих однокашников этому не удивился, скорее, все облегченно вздохнули, включая полный педагогический состав родной школы.

Так сложилось, что в нашей школе архиерейские ребята традиционно слыли проблемными. Ни одна драка, ни один, как говорится, эксцесс не обходился без участия архиерейских. И Вадим в этом плане был классический архиерейский хулиган и даже состоял на учете в детской комнате милиции. Вороватый был и трусоватый. В общем, неприглядный во всех отношениях тип. Потому и нынешняя наша встреча меня не особо радовала. Разве что, первый подошел, заговорил, и куда деваться. Не делать же вид, будто я с ним не знакома, не отказываться, что называется, от прошлого.

- Как дела, - спрашивает. - Чем занимаешься?

- Нормально, - отвечаю. - Вот оно, мое главное занятие (и на детей киваю).

- Учатся дети-то?

- Ага, - говорю. - Старшая - школьница.

И молчок. В надежде, что все темы нашей содержательной беседы исчерпаны.

- А я тоже школу недавно закончил.

Действительно, достижение, подумала я. И почему, собственно, недавно закончил, когда парню хорошо за тридцать? Вадим, словно читая мои мысли, продолжил свой рассказ. Оказывается, попал он по случайности в тюрьму, то есть в исправительную колонию № 13 общего режима, для «первоходок». Посадили, конечно же, ни за что и аж на целых шесть лет. Чтобы время на зоне зря не терять, полезным делом занялся – образованием.

- Аттестат-то я на воле так и не получил, - говорит Вадим. - Вот и пришлось среднюю школу в колонии заканчивать.

По его словам, школа в колонии очень даже замечательная. Пока сидел-учился, администрация заведения ремонт сделала. Классы чистые, шторки на окнах, цветочки в горшочках, портреты писателей, ученых на стенах висят. Обстановка, самое главное, не казенная. В школе новые учебники выдают, фильмы показывают, учебные, правда. Но все интереснее, чем табуретки мастерить и варежки шить.

Далее последовали высказывания по поводу исправительных работ, я даже цитировать моего товарища не берусь, одно скажу, в выражениях он был несдержан.

- Вот у твоих детей в школе интерактивная доска есть? – поинтересовался новоиспеченный выпускник.

Чего-чего, уж такого вопроса от бывалого сидельца я точно не ожидала. Не думала, что наш разговор перейдет в высокую педагогическую плоскость. Между тем Вадим продолжил. От души подивился последнему слову современной техники и на людей переключился. В детстве, мне помнится, он наших школьных учителей не жаловал. Да и его, к слову сказать, они в большей степени терпели, словно до суда уже определили ему место на тюремной школьной скамье.

- Учителей я уважаю. Физика, например, Рустема Ильдаровича, и учительницу математики Любовь Владимировну, - поразил меня метаморфозой взглядов бывший одноклассник.

Затем рассказал, как выпускные экзамены сдавал в традиционной форме. По всей видимости, веяние единого государственного экзамена до тюремной вечерней школы, хоть и оснащенной по современным требованиям, еще не дошло.

- Сочинение, небось, по «Преступлению и наказанию» писал, - не удержалась я от язвительного замечания.

Нет, отвечает, на экзамене писал изложение. И тут с такой особой теплотой начал отзываться об учительнице русского языка и литературы Альфие Валеевне. Дескать, многому она их, великовозрастных учеников, научила. Поскольку кто-то и читать, и писать не умел. И мне, кажется, объяснимо, почему именно уроки литературы впечатлили Вадима. Изучая школьный предмет, читая книги, ребенок познает прописные истины, общепринятые нравственные принципы и общечеловеческие ценности. Вот только так случилось в жизни моего знакомого, эти простые знания настигли его непоправимо поздно.

Хорошо, конечно, что наше гуманное государство заботится о своих осужденных, дает им возможность получить гарантированное общее среднее образование и рабочую специальность в училище, да не одну. Вопрос в том, готово ли общество принять освободившихся граждан, годами заключения искупивших свою вину и благодаря тюремным учителям ставшим на тернистый путь исправления. Интересно, верят ли сами педагоги, работающие в колонии, в лучшую судьбу своих учеников? Одно мне стало ясно из нашего разговора с Вадимом, - отношение у учителей к заключенным доброжелательное, видимо, не видят педагоги в своих учениках преступников. Кстати, никак не могу для себя определить суть такого непредвзятого отношения учителей. Что за ним кроется - проявление профессионализма и отношение априори к любому ученику как к «белому листу бумаги» или обыкновенная человеческая беспечная неосмотрительность, когда в общении стирается всякая грань?

Из разговора с Вадимом я поняла, что учителя вселяют в своих учеников веру и надежду в дальнейшее благополучие. Суждено ли сбыться этим надеждам? Кто ждет таких людей здесь, в свободном и далеко не благостном мире, где работу найти даже при желании очень трудно? Мои сомнения неутешительно развеял бывший одноклассник:

- Боюсь, угожу я снова на зону. Брат мой уже шестой раз сидит.

И горько заключил, что и в колонии жить можно. Опять за парту сядет, очередной аттестат получит. Хотя, абсурдно конечно, зачем человеку несколько аттестатов зрелости. Скорее всего, ни один в жизни не пригодится.