В юности, читая очерки Владимира Гиляровского «Москва и москвичи», я думала что то, о чем он пишет – это далекое и невозвратное прошлое. Вонючая клоака хитровского рынка, экзотические типажи хитровских босяков, нищих, воров, кандальников, полицейских, 12-летних девочек-проституток – все это вдруг вернулось и вновь появилось в нашей постсоветской перестроечной капиталистической жизни.
Может быть, не столь ярко и гипертрофировано, как писал об этом Гиляровский, но столь же трагично и печально.
Недавно мне волей журналистской судьбы пришлось окунуться в атмосферу уфимского шанхая и понаблюдать за бытом и нравами современной босоты, нищеты и бездомья. В самом центре столицы, в Уфе деревянной одноэтажной существует, оказывается, целая сеть доходных квартир. Впрочем, квартирами назвать это сложно. Это скорее полуподземные норы, в комнатках которых люди ютятся по нескольку человек, оплачивая по две с половиной-три тысячи рублей в месяц за койко-место. Комната «люкс» на одного человека стоит шесть тысяч в месяц. В ней старый диван, шифоньер, холодильник советского периода, грубо сколоченный стол и даже маленький телевизор. Справедливости ради надо сказать, что удобства расположены не на улице. Есть даже душ с горячей водой и газовая плита. Выглядит все это чрезвычайно убого, но какая-то новая эстетика нищеты все же наблюдается. Живут здесь студенты, поденные рабочие, которые находят мизерные заработки время от времени, жители пригородов и сел, а также опустившиеся на дно бывшие интеллигентные люди.
Больше всего меня поразил человек по имени Валера, на вид лет 48. Он вообще живет на улице во дворе у хозяина и, несмотря на осенние холода, ночует под полиэтиленовым шатром. Хозяин держит его за раба, заставляя работать на себя лишь за еду. И когда один из постояльцев шанхая взбунтовался и разрешил Валере ночевать на полу маленькой кухоньки, хозяин тут же вышвырнул этого постояльца на улицу.
Тут живут и временно сформировавшиеся семейные пары с детьми. Здесь я даже встретили свою «даму с собачкой», лицо которой напоминало непропеченный смятый блин синеватого цвета, видимо, от чрезмерных алкогольных возлияний.
Все эти люди, обитатели шанхая, живут лишь сегодняшним днем. Потребности и запросы их крайне ограничены: мешок картошки, баллон пива да кирпич хлеба. Причем, стакан пива здесь - как обменная валюта: за него можно, например, один раз позвонить по мобильному телефону. А за баллон пива можно договориться и поменяться на ночь со счастливым обладателем одноместного номера- «люкса», чтобы привести туда очередную случайную подругу.
Вот такая картинка, говорящая о многом.
За 20 лет с начала перестройки в нашей стране и перехода от командно-административного строя к номенклатурно-олигархическому капитализму, в нашем обществе произошло резкое расслоение граждан. Дифференциация между богатыми и бедными в нашей стране настолько чудовищна, что несопоставима ни с одной страной мира, разве что лишь с некоторыми развивающимися странами.
Читаю на сайте «Современная экономическая теория» (modem-econ.ru) следующее: «степень дифференциации доходов россиян существенно различается по регионам страны. Так, по данным Росстата, 10 процентов самых богатых москвичей получают в 50,7 раза больше, чем 10 процентов самых бедных. По экспертным оценкам ряда экономистов, величина доходов представителей десятой доли богатых россиян равна совокупному доходу 90 процентов населения, а доля доходов 1-1,3 процента самых богатых россиян составляет 52-70 процентов ВВП. По данным аналитического центра ИСПИ РАН, 23 гражданина России владеют средствами, равными бюджету страны».
За счет чего возник такой дисбаланс и перекос, который, во-первых, угрожает социальной стабильности общества, а во-вторых, превращает часть общества в пассивных люмпенов и маргиналов, лишенных каких-либо надежд на будущее? Этот слой людей наиболее взрывоопасен, потому что ему абсолютно нечего терять. Среднего класса общества в западном понимании у нас в России тоже пока нет и, правительству, которое на социальные нужды выделяет в бюджете жалкие крохи, наверное, сложно надеяться на поддержку и этого слоя людей, социально незащищенных или защищенных очень слабо.
Чтобы понять, что происходит в обществе сегодня, обернемся к началу 90-х, когда все началось.
Один из российских экономистов и авторов Олег Шкаратан предлагает следующую концепцию понимания происходящего в стране, по которой общественное устройство современной России рассматривается, как прямое продолжение существовавшей в СССР этакратической системы, первооснову которой составляли отношения типа «власть-собственность», социальная дифференциация носила неклассовый характер и определялась рангами во властной иерархии. В отличие от большинства восточно-европейских стран, по мнению автора, в России не произошел коренной поворот в сторону конкурентной частнособственнической экономики. Присущие этакратическому обществу слитные отношения «власть-собственность» получили частнособственническую оболочку, но по существу остались неизменными.
В ходе реформ административно-командная номенклатура, единственная социальная группа советского общества, обладавшая осознанными интересами и самоидентификацией, сохранила контрольные позиции во власти, закрепила в процессе приватизации за собой преобладающую часть государственной собственности и трансформировалась в крупную квазибуржуазию. Были сорваны все попытки проведения не номенклатурной, не контролируемой политически властвующими группами приватизации. К выгоде политикообразующего бизнеса были законсервированы отношения неполной приватизации, непрозрачности отношений собственности. Средний и малый бизнес был вытеснен на периферию экономики, где стагнировал на протяжении всех 1990-х – начала 2000-х годов.
Таким образом, по мнению автора, в постсоветской России сохранился в преобразованном виде этакратизм, который приобрел форму государственно-монополистического корпоративистского (номенклатурно-бюрократического) квазикапитализма, а не демократического, социально ориентированного капитализма как, скажем, в Чехии, Польше, Словении, Эстонии.
Складывающееся (пожалуй, уже сложившееся) общество характеризуется невиданным в мире индустриальных стран разрывом между бедностью и богатством.
Маршалл Голдман, профессор Гарвардского университета, отметив, что сложившаяся в России «система вобрала в себя все худшее из капитализма и коммунизма», особое беспокойство высказал относительно «крайне неравномерного распределения доходов между богатыми «новыми русскими» и остальной частью населения». Резко усилилось имущественное расслоение населения, появились значительные слои так называемых «новых бедных».
Неслыханное, сверхбыстрое накопление капитала в руках чуть более двух десятков сверхбогатых олигархов в нашей стране стало возможным не за счет того, что они произвели и запустили на рынок какой-то уникальный новый продукт (как Билл Гейтс, например), а за счет ничем не ограниченного использования национального достояния всей страны – ее природно-сырьевых ресурсов. И сегодня большая часть сверхприбыли достигается за счет присвоения природной ренты и недооценки труда граждан страны. А сама сверхприбыль утекает за рубеж.
Но самое тревожное – это привыкание людей, причем, очень значительной части нашего общества, к бедности. Этой частью общества овладевает чувство безнадежности, апатии, сужение потребностей, что я воочию на