Московский кинофестиваль: «социалку» рано списывать со счетов

Несколько дней назад завершился 38-й Московский международный кинофестиваль. Начнем не с парадных новостей с красных дорожек, тем более что мировые звезды были представлены в основном итальянским актером Риккардо Скамарчо и английским режиссером Стивеном Фрирзом, снявшим «Королеву» и «Филомену»: Голливуд по понятным политическим причинам бойкотирует Москву вот уже несколько лет. Начнем вот с чего: ММКФ нередко критикуют в российской печати. Как правило, я с этим категорически не согласен, но не могу назвать себя лицом объективным, потому что принадлежу к фестивальной команде и работаю редактором ежедневной газеты ММКФ «MIFF Daily», она же в русском варианте «Манеж»: номера за этот год выложены здесь. Но с главным тезисом одной статьи, вышедшей несколько дней назад в «Огоньке» (Андрей Архангельский, «Знай не наших»), трудно не согласиться. На нынешнем фестивале было крайне мало российских фильмов. Автор статьи связывает это с тем, что благодаря политике минкульта, несколько лет назад жестко взявшегося за взращивание «идейно правильного» кино, российский кинематограф стал просто избегать острых современных тем. И тем самым начисто проиграл основному потоку не только европейского, но и мирового кино — а в конкурсе ММКФ этого года были представлены фильмы из шестнадцати стран.

Среди конкурсного (а тем более, внеконкурсного) многообразия можно назвать заметными событиями только две российские картины: одна была в конкурсе («Монах и бес» Николая Досталя), другая стала фильмом открытия («Ке-ды» Сергея Соловьева). В прошлом году можно было бы назвать четыре-пять фильмов. Обе картины, в принципе, можно упрекнуть в некотором побеге от реальности, особенно если послушать, что их именитые режиссеры говорили на фестивальных пресс-конференциях. Досталь подчеркивал, что целиком основывался на двух житиях святых, и вообще в своем выступлении перед журналистами старался не выходить из рамок сугубо церковной истории, хотя объективно в его фильме можно увидеть и большее, например, отсылки к современной коррупции в высших эшелонах власти.

Действие фильма разворачивается во времена Николая I (он тоже появляется в одном из эпизодов) в отдаленном монастыре. Появившийся на пороге насельник начинает творить чудеса, смущая монахов, и только настоятель монастыря догадывается, что в гостя вселился бес. Сергей Соловьев повторял, как мантру, что всего лишь хотел снять фильм про кеды — как ни странно это прозвучит, хотя сюжетный посыл, действительно, таков: парень, похожий на Мика Джаггера (Джаггером его все и зовут), идет в армию и, чтобы иметь стимул вернуться, покупает перед этим дорогие кеды, о которых давно мечтал. При этом, если не слушать Соловьева, в фильме вполне можно увидеть антивоенный пафос.

Другие российские фильмы где-то на полях фестиваля были, но прошли незамеченными. Внеконкурсная «Программа российского кино» обычно оказывается более резонансной. Как правило, в нее входят все громкие премьеры с проходящего за пару недель до ММКФ главного смотра российского кино — «Кинотавра». В этом году и «Кинотавр» был каким-то негромким, и российская программа Московского фестиваля мало с ним совпадала в перечне фильмов. На кинофестивале есть и другая любопытная внеконкурсная программа: «Русский след». В ней собираются иностранные фильмы, как-либо связанные с Россией: местом действия, сюжетом, героями и т.д. Там бывают любопытные картины, случаются и смешные, представляющие Россию в таком стиле «развесистой клюквы». В этом году и она как-то не запомнилась зрителю. Резонансными были две картины.

Художественный фильм «Акт Магнитского. За кулисами» об известной политико-криминальной истории, с которой (еще до Крыма) было связано начало санкций против России.

Его снял на немецкой киностудии режиссер российского происхождения Андрей Некрасов, и благодаря неоднозначности трактовок (для Германии) его показ на Московском фестивале посетили представители российского политического истеблишмента. Уругвайский документальный фильм «Наша Наташа» (то есть именно так: «Nasha Natasha», реж. Мартин Састре) повествует об успехе актрисы и певицы Наталии Орейро в России и странах Восточной Европы. Орейро прилетела на премьеру, и мы воочию убедились, что даже на фестивале для киногурманов никто не может тягаться со звездами сериалов. Театр киноактера, в котором располагался наш штаб, а также шли пресс-показы и пресс-конференции, с раннего утра осаждала толпа фанатов. Несмотря на строжайшую пропускную систему (охрана расставлена на каждом повороте коридора, как в кино про Штирлица, и разные бейджи означают разные зоны доступа), некоторые умудрились проникнуть в здание, где их потом отлавливали полдня. На крыльце они организовали живой коридор, увидев масштабы которого, фестивальная охрана попыталась вывести Орейру через черный ход, но героиня дня, конечно, этого не захотела. По счастью, обошлось без происшествий. Любопытно, что фанаты в основном были очень юны. По моим подсчетам, когда показывали «Дикий ангел» (я как раз заканчивал школу), все эти люди еще только родились.

Что касается фестивального конкурса, то он был, по моим ощущениям, достаточно сильным. Аутсайдером я бы назвал восточноевропейское кино, которое уныло крутилось вокруг темы тоталитарного прошлого. Вплоть до того, что польский («Эксцентрики», реж. Януш Маевский) и болгарский («Поющие башмаки», реж. Радослав Спасов) фильмы оказались похожи, как близнецы-братья: везде — история музыкантов, насаждающих в 60-е «упадническую» музыку типа джаза вопреки противодействию местных аналогов КГБ.

Всё это миллион раз было, в том числе и на ММКФ. Выделялся разве что сербохорватский «Дневник машиниста» (реж. Милош Радович), получивший, кстати, приз зрительских симпатий по итогам фестивальных «экзитполов».

Главным образом за счет концептуальной идеи. Как известно, каждый машинист сбивает за свою карьеру 8 –10 человек (это российская статистика, сербская — 15–20). В фильме, действие которого разворачивается в общежитии машинистов, сбитые люди и автомобили превращаются в такой обряд инициации для молодых и в предмет подсчетов и гордости — для старых. Снято в традиции чёрного юмора, вообще присущего сербскому кино.

Ещё в конкурсе фестиваля выделялась группа фильмов, которые можно назвать «высказыванием на острую социальную тему» (как раз то, что утрачивает, по мнению критиков, российское кино, замуштрованное минкультом со всех сторон). Например, американо-датский фильм «37» Пук Грастен посвящен хрестоматийной истории, в которой человек человеку волк.

В середине 60-х, когда нью-йоркский район Куинс считался криминальной окраиной, во дворе многоквартирного дома убили молодую женщину Китти Дженовезе. Считается, что из окон это видели 37 человек, но никто не вышел спасать соседку. Американская пресса и общество обсуждали это так активно, что «синдром Дженовезе» (неготовность помочь ближнему) вошел в учебники психологии. И хотя со временем сенсация, скорее, лопнула (кто-то что-то видел, но про 37 хладнокровных свидетелей — это преувеличила пресса), Пук Грастен посвятила хороший, яркий фильм этой истории. Филиппинец Ралстон Джовер («Пелена») рассказал историю про малолетних беспризорников в бездушном мегаполисе: дети оказываются беззащитными перед улицей, перед взрослыми и даже перед своими родителями.

Известный иранский режиссер Реза Миркарими снял фильм «Дочь», посвященный тому, как юная девушка решается протестовать против своего отца, что для закутанного в паранджу Ирана, естественно, событие из ряда вон.

Поначалу ею движут чисто подростковые мотивы — желание побывать на тусовке у подруги, несмотря на запрет, но затем обстоятельства запутываются так, что Сетарех (так зовут героиню) едва не оказывается изгоем в семье и обществе.

Интересно, что именно эти фильмы собрали основной урожай наград: «Дочь» удостоилась золотого приза, а «37» и «Пелена» — серебряных. Это как бы намекает нам, что кино не должно избегать острых общественных тем.