Чулпан Билалова: я словно пуповиной связана с Башкирией…

— Все мы — дети природы, дети нашей земли. Фраза родилась из детских ассоциаций, так называется одна из моих картин. Все маленькие дети любят собирать камушки, они сопровождают нас в течение всей жизни… Все в мире неслучайно и философское всегда идет параллельно. Для меня пришло время собирать камни: неслучайно все эти работы собраны здесь, в этой коллекции.

— Глядя на Ваши работы «Старый колодец», «Собирающая камни», диптих «Колыбельная матери» — «Колыбельная отца», «Подсолнечное царство», «Курочка», сразу понимаешь: детство было ярким и веселым.

— Детство всплывает в памяти чистым, светлым, красочным — как необъятное счастье! Прекрасные отношения, доброта, ласковые руки бабушки, светлые глаза родственников — у меня остались одни приятные воспоминания, и мои работы источают эту доброту, счастье.

Нам повезло: в детстве была возможность ездить в родные края родителей. Я «гибрид» севера и юга — мама из Бураевского района, папа — из Хайбуллинского. Нас возили отдыхать сначала к одной бабушке, потом к другой. И вот этот синтез культур севера и юга во мне сочетается, проявляется в моих работах.

— А помните тот момент в детстве, когда в первый раз удалось выразить себя через рисунок?

— Сколько себя помню, всегда пыталась рисовать. Стоило в мои руки попасть какому-нибудь карандашному огрызку, краскам, ручкам, тогда еще чернила были, непременно я начинала чиркать. Конечно, мне влетало за это, потому что все столы, стулья были изрисованы, все стены были в почеркушках. Дошло до того, что папа был вынужден приклеить вдоль стены длинный картон шириной в один метр, чтобы уберечь стены от моих «наскальных рисунков».

— К сожалению, нет. Но у меня остался детский стульчик. Однажды, будучи уже взрослой, я перевернула стул и вдруг увидела, что там есть карандашные рисунки, напоминающие дом, деревья, животных… Я поняла, что это, наверно, отпечаток моих рук (смеется).

— А мои первые работы были больше исследовательского характера. В детском садике взрослые учат детей рисовать схематично: коробкообразные дома, если люди — это голова, платьица, ноги. Мне это было скучно, хотелось изобразить какое-нибудь животное. У меня альбомы были изрисованы сотнями зайцев и кошек, в поисках того, как правильно сочленяются у них суставы. Я наблюдала за животными, бегающими во дворе, и пыталась их зарисовать.

Помню, в детском саду был какой-то праздник, и ко мне выстроилась очередь. Я рисовала детям зайцев, оленей, собак, кошек — прорисовывала все конечности, построение головы, шеи, как заворачивается хвост… Я была очень точна, старалась правдиво передавать то, что видела.

Моя первая нянечка Рида Григорьевна (она не могла выговорить мое имя) говорила: «Тюльпан, ты будешь художницей!» И вот это засело у меня в голове: я поверила. Мысли материализовались, и иначе как художником, я больше никем себя не видела.

— Я считаю, что академический рисунок сам по себе очень важен для становления художника, его мировосприятия. Хотя немного соглашусь с Вами, что академический рисунок разрушает творческое начало. Но мои педагоги Талгат Хасанович Масалимов, Ринат Зуфарович Харисов, Григорий Александрович Загвоздкин умели развивать нас, не разрушая самобытность. Мы умели рисовать и в академической манере, и самобытные работы поощрялись. Поначалу вбитые в школе догмы так железно во мне сидели, что для меня было откровением, когда педагоги дали понять: необязательно слепо следовать канонам, нужно развиваться, расцветать. Я очень им благодарна.

— Кошки очень эмоциональны, пластичны, многообразны, многолики! Мне кажется, мы, женщины, — немножечко кошки. У меня есть композиции, посвященные кошкам, котам, их взаимоотношениям, порой очень похожим на людские. С кошками у меня получаются композиции, диалоги. Эта серия веселая, позитивная, с юмором.

— Еще мне, как музыковеду, было интересно увидеть серию работ о музыке.

— Я вообще люблю работать сериями. У меня здесь представлена серия «Джаз», она мне очень близка по духу. Это настоящее буйство красок! Люди, которые умеют играть, петь, для меня абсолютные небожители. Я восхищаюсь музыкантами. Сама никогда не умела играть на инструментах, но я слышу музыку. Я буквально пропитываюсь ею, воодушевляюсь и впадаю в такую нирвану, что хочется передать это на холсте. И если мне это удается, очень приятно.

Когда я была на фестивале в городе Нордвик, у нас было задание: художники вживую писали картины под концерт. Певице аккомпанировал симфонический оркестр, а мы синхронно рисовали, это был некий арт-симбиоз. Несколько работ у меня были куплены немедленно — даже те, которые не успела дописать.

— Если я долго не пишу, начинаю тревожиться. У меня наступает состояние, когда я боюсь впасть в депрессию. Поэтому, как только начинаю грустить, сразу хватаюсь за холст, краски, берусь работать. Когда появляется какой-то творческий продукт, я получаю неимоверное удовольствие, прилив сил, хотя физически очень устаю. Получаю огромный заряд энергии и бодрости, и таким образом мое творчество спасает меня от депрессии.

— У Вас появилась своя художественная студия в Голландии. У этой европейской страны есть что-то общее с Башкортостаном?

— Когда я первый раз туда приехала, меня шокировала разница между городами, колорит совершенно другой, образ жизни. Но объединяет доброта людей: все отзывчивые, открытые, позитивные, все стремятся помочь, с удовольствием вступают в диалог, помогают — что у нас, что там.

— Да, у них немного другое отношение к людям, близким к искусству. Они очень уважают тех, кто умеет рисовать, вообще творческих людей, относятся к нам очень трепетно. Находясь там, я ощущаю заботу и мне очень приятно, что мое творчество принимается.

— Как только у меня появляется возможность, я выезжаю туда. Но хочу сказать, что долго, больше месяца, я не могу там находиться. Меня тянет на родину. Могла бы вообще там остаться, но я словно пуповиной связана с Башкирией, Россией, что даже не рассматриваю вариант уехать навсегда. Мне нужен мой родной край, потому что основное вдохновение я получаю здесь.