Уфимцы оставили душу в Русдраме

В уфимском Русдраме 2 июля состоялся последний в этом театральном сезоне спектакль по роману Федора Достоевского «Преступление и наказание». С ходу хочется поздравить театр с такой жемчужиной в репертуаре, по словам завсегдатаев, на данный момент это лучшее драматическое, что у нас есть в городе. Даже мюзикл «Голубая камея» вынужден подвинуться в этом своеобразном рейтинге, ведь до сего года именно он был лидером театральной кассы, несмотря на пять лет с момента премьеры.

До сих пор мне удалось лицезреть только уфимскую драму, но, скажу честно, не могу назвать себя ее почитателем. Обычно в родном Русдраме сплошь разочарование для человека со вкусом по причине неискренности и излишней наигранности. Последние судороги я пережила на комедии «Все кувырком», которая идет у нас же, но на которую я не советую ходить ровным счетом никому по уже названным причинам. Чего нельзя сказать о «Преступлении и наказании» в постановке питерского режиссера Григория Лифанова.

Спектакль поражает в первые минуты звуковым рядом, бьющим и меломана, и русского человека, и потомка древних народов в каждом из нас прямо в сердце. Исполненная a capella протяжная песня о чем-то трудно называемом, кажется, что-то было про по-о-о-оле, выдавила из моих лично глаз первые слезы, что на протяжении последующих трех часов случится еще не раз. Отмечу особо партии Рустема Гайсина и Тимура Гарипова, перевернувшие совершенно душу так, что тут же, не медля, захотелось найти запись и слушать-переслушивать, хотя в живом исполнении эффект несравнимо больше.

Спустя недолгое время после начала стал очевиден блестящий подбор актеров, в случае некоторых персонажей просто ювелирный, словно бы они сошли к нам прямо со страниц романа. Среди них отмечу Вячеслава Виноградова в роли Разумихина, Юлию Тоненко — Сонечка Мармеладова, Олега Шумилова — Мармеладов, Олесю Шибко — девушка Настасья, служившая в доме, где жил Раскольников, Татьяну Калачеву — мать Раскольникова. Игра и типаж этих актеров были точным попаданием в десятку, столько удачно сыгранных ролей на одну постановку нечасто встретишь.

Не смогу столь же однозначно высказаться по Раскольникову в исполнении Антона Болдырева, Свидригайлова (Рустем Гайсин), Порфирия Петровича (Тимур Гарипов) и старушки-процентщицы Алены Ивановны (Светлана Акимова). Собственно, дело даже не в актерской игре, а в трактовке образов и, возможно, подборе актеров. Например, Свидригайлов в исполнении Рустема Гайсина был именно нашим любимым Рустемом Гайсиным. Напомню, что в конце июня он по праву получил звание лучшего актера сезона 2014-2015, но в обсуждаемой постановке показался мне слишком быстрым и чересчур смешным, что не характерно, на мой взгляд, для образа Свидригайлова — обворожительного злодея с повадками хищника, медлящего с убийством своей жертвы, как паук или удав. Однако сложно злиться за это на Гайсина, все чаще его сравнивают с Михалковым, который в каждом фильме играет самого себя, и пусть играет как можно дольше – отрада девичьих глаз. Кроме того, Рустем с каждым годом все лучше и лучше поет, очевидно, результат серьезной работы с голосом.

Тимур Гарипов в образе следователя Порфирия Петровича сыграл на контрасте внешности и голоса. Пока его высокая, худая фигура, подчеркнутая цилиндром и длинным сюртуком, молча прохаживалась по сцене, складывался органичный образ эдакого Шерлока Холмса. Стоило фигуре заговорить, быстро, смешливо, со множеством ужимок, мозг был вынужден выстраивать новый типаж. Это один из самых неоднозначных и противоречивых загонщиков-преследователей — со стальными глазами и повадками няньки.

От старушки-процентщицы очень хотелось крысиной промасленной косички, судорожной худобы и изогнутой коромыслом линии губ, но конституция актрисы никак не могла этого позволить. Она скорее была похожа на хозяйку борделя, что, впрочем, не помешало зрителям испытать нужную степень презрения и отвращения.

Больше всего вопросов вызвал главный герой постановки — Родион Раскольников в исполнении Антона Болдырева. Физически мне все очень нравится — тонкие, благородные черты лица, худоба, нервные торчащие скулы, оголенный безупречный торс тоже привнес своего очарования. То, как говорит Болдырев, тоже нравится, но зачастую в его речи проскальзывала вот эта нелюбимая мною наигранность и механистичность. Кто знает, можно ли это отнести к задумке режиссера, словно пытающегося нам показать автоматизм фанатичной мысли?

К удачной режиссерской находке я бы причислила образ Заметова, который немо присутствовал практически во всех сценах и олицетворял собой напряженный ужас. То же относится к черным людям. Они, как братья из ларца, появлялись то тут, то там, озвучивая мысли Раскольникова.

В целом постановка оказалась весьма напряженной. Игра актеров на грани нервного срыва, звуки выстрелов, внезапные крики, оглушающая временами музыка серьезно потрепали нервы зрителей. Женщина по соседству призналась, что «эдак я дурой отсюда выйду», многие, в том числе и я, плакали — во время прощания Свидригайлова с Дуней, перед убийством Лизаветы, во время признания Раскольникова Соне и так далее. Вне всякого сомнения, зал настиг стопроцентный катарсис, с чем стоит поздравить коллектив русского драматического театра и пожелать ему отличных каникул.