Короче, наив

Некоторое время назад редакция «Электрогазеты» предложила авторам эксперимент — изложить сложное просто. В принципе, я как искусствовед в основном этим и занимаюсь — адаптирую искусство для масс. Выступаю, так сказать, посредником между художником и зрителем, объясняя суть происходящего. Надо сказать, что большинству искусствоведов на «простой народ» наплевать и они адресуют свои тексты таким же специалистам, предпочитая даже релизы к выставкам писать на «заумном» языке со множеством малопонятных терминов. Безусловно, это позволяет им чувствовать себя избранными, но я считаю, что с разными группами людей надо говорить как будто на разных языках — так, чтобы им было понятно. Если искусство реализма вроде бы не требует особых пояснений, кроме исторических комментариев, то в модернизме большинство ориентируется очень слабо — в школе до него традиционно не доходят, а в вузах тоже изучают эпизодически, максимум — до Малевича с Кандинским и Дали с Пикассо. Далее как будто следует какой-то временной провал, после чего мы сразу выныриваем в нашем времени, где все так сложно и непонятно!

Вот и начнем как раз с простого, можно сказать, с наивного. Очень часто на выставках я слышу от зрителей: «Подумаешь, я бы сам мог так нарисовать!» или вариант: «Мой ребенок рисует лучше!» Заявления эти, конечно, смешные, если бы каждый мог «так» нарисовать, то рисовал бы. Проблема в том, что мы, взрослые, никогда уже не сможем нарисовать так, как в детстве, — потому что в школе на уроках рисования нам объяснили, как надо: что трава может быть только зеленой, что солнце надо изображать в виде круга с расходящимися лучиками, кто-то освоил и законы перспективы, в общем, навязали нам стереотипы и каноны. А вот те взрослые, которые обладают знаниями о мире и о законах рисования, но могут рисовать, как дети, — это и есть художники-наивисты. Редкий, надо сказать, дар. Кто-то открывает его лишь на закате жизни, как наша башкирская художница Адия Ситдикова, кто-то постигает через психические отклонения или физические недуги, кто-то сохраняет особое зрение, даже пройдя академическую школу живописи, как Ринат Харисов или Михаил Назаров.

Ценители этого жанра под наивностью понимают в первую очередь художественные приемы, которые должны бы выглядеть нелепыми с точки зрения профессионала — нарушения перспективы, непривычные цвета у привычных предметов (трава может быть совсем не зеленой), непроработанные детали, стилизация, неожиданные персонажи и т.д. В то же время «непрофессионализм» художников наива — не ступень к последующему совершенству, когда художник только учится, а как бы уже высшая ступень мастерства.

Лично для меня самый интересный наивный художник в Уфе — Тимофей Дорофеев. Он привлек мое внимание примерно в 2006 году — на персональной выставке «Ничего страшного» в галерее «Аймак». Там были ключевые для тогдашнего периода его творчества работы: портреты «Ариша», «Автопортрет с автопортретом», «Сумасшедшая, зима, переход», «Девушка гадает (Галя)», «Оля принесла цветы»; фантастические животные «Заяц», «Бык», «Чудо-зверь ожидающий» и многое другое. Необычные образы животных составили целую коллекцию личных мифологических существ художника — фениксы, зайцы с человеческими пальцами, волки с печальными глазами почти неотличимы от человеческих портретов, а потому в их существование охотно верится. 

Замысел работы «Старуха в окне» возник у художника, когда он каждый день ходил мимо одного из старых уфимских домов по дороге в больницу к своей бабушке. Часто он замечал в окне эту старушку, которая сидела, подперев голову рукой, и рассеянно смотрела вдаль, словно в ожидании чего-то, возможно, смерти. Но ожидание это было спокойным, со светлыми воспоминаниями о прошедшей жизни. Художнику показалось, что из этого может получиться неплохой сюжет не только для одной картины, но и целого цикла картин под общим названием «Окна старого дома».

Хотя реальный прототип существует, стилистическая манера наивного художника, ярко выраженная в этом портрете, заключается в нарочито детском изображении предмета, при котором неважно ни соответствие реальности, ни соблюдение пропорций, ни индивидуальные характеристики изображаемого. Художник умело создает общее ощущение чего-то радостного и невинного, которое мы всегда чувствуем, разглядывая детские рисунки.  Эта бабушка, несмотря на множество морщин, выглядит по-детски наивной, а в ее чистых голубых глазах, устремленных куда-то вдаль, мимо зрителя, плещется добрая усмешка и радость жизни. 

Этот портрет занимает важное место в череде женских портретов Дорофеева. Как и в большинстве портретов, персонаж обычно размещается по всему пространству картины, придвинувшись вплотную к зрителю, и только в верхней части можно различить детали пейзажа — обычно в виде ярко-голубого неба с несколькими деревьями, склоняющимися к центру. Из-за этой медальонной скругленности углов возникает ощущение разглядывания портретируемого в объектив с сильным увеличением. Ощущение искаженной перспективы достигается и благодаря необычно крупным рукам, которые настолько тщательно и подробно прописаны художником, что выходят на первый план и становятся не менее яркой характеристикой изображаемого человека, чем его лицо (по такому же принципу построены портреты «Старик, весна», «Осень», «Лена Шатова и олень», «Мы», «Аня»).

Позже Тимофей перешел к эпическим абстрактным полотнам: «Перемещение» и «Поле», суть которых не только в отражении многообразия жизни путем закрашивания больших фрагментов холста, но и в «интерактивности» — художник дописывает свои работы прямо на выставке, физически живя в пространстве галереи или музея, насколько позволяют ресурсы. Надо сказать, что творчество этого уникального уфимского художника высоко ценят за пределами республики и неоднократно приглашали его поработать в крупных российских и зарубежных проектах. А вы говорите: «И я бы так смог!»